Леся Украинка. Непрочитанная, непонятая, неосмысленная…

Украина отмечает исполнившуюся 1 августа 100-летнюю годовщину со дня смерти поэтессы Ларисы Косач, более известной под псевдонимом Леся Украинка. Отмечает, как водится, широко. Верховная Рада приняла соответствующее постановление. «Национально сознательная» общественность проводит подобающие мероприятия. Не остались в стороне и украинские СМИ. Недостатка в славословиях и восторгах по адресу «великой», «гениальной», «выдающейся» Леси не ощущается.

Пожалуй, дальше всех зашла одна журналистка Первого канала Национального радио. Её авторская программа по графику выходила за несколько дней до юбилея. Как раз тогда, когда Украина торжественно праздновала 1025-летие крещения Руси. Но радиожурналистка объявила, что 100 лет со дня смерти Леси Украинки важнее, чем «разные надуманные памятные даты». А потому, выбирая какому юбилею посвятить передачу, она не колебалась.

Далее вместе со ставшими уже привычными восхвалениями поэтессы авторша передачи сделала ещё одно неординарное заявление. Дескать, произведения Леси глубже и содержательней, чем её «конкурентов» в соревновании за первое место в украинской литературе – Тараса Шевченко и Ивана Франко. Однако, посетовала при этом неуёмная поклонница поэтессы, творческое наследие Леси Украинки до сих пор остается по-настоящему непрочитанным, непонятым, неосмысленным.

Разумеется, каждый имеет право на свое мнение. Наверное, далеко не все согласятся с утверждением о первенстве Леси среди украинских литераторов. Но о предпочтениях не спорят. «На вкус и цвет товарищей нет», - гласит по сему поводу народная мудрость. А вот в чем с радиожурналисткой, безусловно, стоит согласиться, так это в том, что подлинную Лесю Украинку на Украине знают плохо. Причем не только нынешние поколения.

«Все её творчество не имеет «популярности», не имеет даже признания», - отмечал еще при жизни поэтессы крупный украинский литературный критик Мыкола Евшан (Федюшка). «Лесю Украинку мало понимали, а то и совсем не понимали её современники», - вторил Евшану один из первых лесеведов (так на Украине называют исследователей творчества поэтессы) Мыхайло Драй-Хмара.

Её просто не читали, хотя на словах признавали талантливой. Театральные постановки её произведений часто заканчивались провалом, несмотря на привлечение к спектаклям лучших артистических сил. «Имя Леси Украинки лишь недавно, после революции стало известно широким украинским кругам. А до этого о ней знала только небольшая кучка украинской интеллигенции», - писала советская пресса в первые послереволюционные годы.

Впрочем, и после революции положение в этом отношении не изменилось. «Творчество Леси Украинки мало знают, - констатировали литературоведы в 1923 году. – Её мало читали, когда она жила и писала, потому что не понимали её, мало читают теперь».

В 1920-х годах в бывшей Малороссии началась тотальная украинизация. По всей республике возникали специальные курсы украиноведения, где переименованных в украинцев малорусов приучали к украинскому языку и литературе. Лесины произведения включили в учебную программу. Но интереса к её творчеству не прибавилось. Проверка знаний посетителей курсов выявила это в полной мере. «До сих пор только отдельные слушатели так-сяк знают творчество Леси Украинки и даже в далеко меньшей мере, чем требует этого программа, - сообщал проверяющий. - Как ни печально, но надо, однако, сказать, что украшение нашей литературы – Лесю Украинку, творчеством которой могла бы гордиться и более богатая, чем украинская литература, - не знает наш массовый слушатель, и даже тот, что более-менее солидно знает украинскую литературу».

Её называли литературным классиком, изучали в школах. О ней писали газеты и журналы. Ученые составляли её биографии. А всё оставалось по-прежнему: подлинного признания не было. Как подчеркивали лесеведы в 1920-х годах, «вышло так: все знают и повторяют, что Леся Украинка есть один из самых лучших наших писателей старого времени… Но как же мало из тех, кто это знает и повторяет, говорят это не с чужого голоса, а на основании собственных художественных впечатлений».

Спустя 90 лет можно отметить то же самое. Почему? Не в последнюю очередь потому, что литературное наследие Леси Украинки всё это время беспощадно эксплуатировалось в политических целях. Скажем, в советский период всячески выпячивалась так называемая гражданская лирика поэтессы, свидетельствовавшая о её революционной настроенности. Например, стихотворение «Досвітні огні» («Предрассветные огни»), которое сложно отнести к лучшим Лесиным произведениям.

Сегодня же усиленно популяризируется драма «Боярыня» за её русофобскую направленность, столь милую сердцам современных «знатоков» украинской литературы. Между тем сама поэтесса считала указанную драму своей творческой неудачей и по этой причине не публиковала её («Боярыню» впервые напечатали уже после смерти Леси Украинки).

То, что нравится пропагандистам, не всегда будет нравиться обычным читателям - чаще бывает наоборот.

Другой очень важный момент: творчество Леси Украинки следует рассматривать в контексте украинского движения, к которому она принадлежала. Этот аспект, действительно, нуждается в осмыслении. Увы, официальное лесеведение внимание на него не обращает. И совершенно напрасно.

Нужно учитывать, что в литературу Лесю привела мать – Ольга Косач, писавшая под псевдонимом Олэна Пчилка. Ярая русофобка, фанатичная последовательница идеологии, названной потом «украинской национальной идеей», Пчилка и литературное творчество рассматривала как форму служения украинству. Того же она требовала от дочери.

Об этом явлении в украинском движении хорошо написал выдающийся галицко-русский литературовед Юлиан Яворский: «Это не писатели, не поэты, даже не литературные люди, а просто политические солдаты, которые получили приказание: сочинять литературу, писать вирши по заказу, на срок, на фунты. Вот и сыплются, как из рога изобилия, безграмотные литературные «произведения»… Ни малейшего следа таланта или вдохновения, ни смутного понятия о литературной форме и эстетике не проявляют эти «малые Тарасики», как остроумно назвал их Драгоманов; но этого всего от них не требуется, лишь бы они заполняли столбцы «Зори» и «Правды» (галицких журнальчиков украинофильской направленности. – А.К.), лишь бы можно было статистически доказать миру, что, дескать, как же мы не самостоятельный народ, а литература наша не самостоятельная, не отличная от «московской», если у нас имеется целых 11 драматургов, 22 беллетриста и 37 с половиной поэтов, которых фамилии оканчиваются на «енко»?»

Вот в такого «политического солдата» и постаралась превратить Пчилка свою дочь. Выбрала ей псевдоним, который, кстати сказать, в то время ещё не имел этнического смысла (Украинка, то есть жительница Украины – одной из областей Малороссии. Галичанки, к примеру, украинками не считались).

Пчилка же указала Лесе и жанр, в котором следовало творить, – лирическую поэзию. Тут тоже всё подчинялось политике. «Кто помнит... 80–90-е годы, тот знает, какая большая стихотворная эпидемия тогда господствовала, - вспоминал известный «национально сознательный» деятель Александр Лотоцкий. - Каждый, кто хоть чуть-чуть чувствовал «пленной мысли раздраженье», неминуемо брался за перо, чтобы написать украинские стихи. Это была ни в каком писанном уставе неутвержденная, но в обычном употреблении общепринятая обязанность для тех, кто хоть немного ощущал в своей душе какие-то связи с родным народом и краем».

За названной «эпидемией» украинское движение охватила другая – навязчивое стремление вести политическую пропаганду в поэтической форме. А затем и третья – «эпидемия» драмоделания. «Теперь... ударились писатели в драму, - отмечал в начале ХХ века украинский литературовед Гнат Хоткевич. - Идея новой драмы, хотя бы и исполненная старыми парикмахерами, целиком овладела мыслью писателя. На сцену возлагаются колоссальные надежды освобождения родного края, дорогой Украины от всяких там пут. И вот, чтобы притарабанить и свой кирпич на строительство общеукраинского счастья – лепит, переводит, жарит, шкварит человек драмы».

По указанию матери и писала Леся сначала стихи о красотах природы, потом поэзии на «гражданскую» тему, ещё позднее - пьесы. Это, повторюсь, было служение украинскому движению. Но созданное на потребу дня редко оказывается настоящим литературным сокровищем. Например, Лесину раннюю лирику друг семьи Косачей Иван Франко, несмотря на весьма благожелательное отношение к поэтессе, называл «произведениями достаточно слабыми и манерными». И такими слабыми получались многие ее сочинения. В этом, вероятно, заключается причина их непопулярности.

Тем не менее есть среди написанного Лесей Украинкой и такое, что в самом деле представляет немалый интерес. Но это прежде всего не художественные произведения, а её письма. Леся не лишена была наблюдательности и порой давала очень меткие характеристики украинским деятелям и движению в целом. Она замечала, что знамя украинофильства выпало из человеческих рук и «попало в баранячьи копыта». Возражала против новейшего галицко-украинского языка, «так пересыпанного неологизмами и чужими словами». Давала уничижительную оценку украинским организациям вроде Научного общества имени Шевченко или Братства тарасовцев.

Некоторые высказывания поэтессы, содержащиеся в её письмах, представляются актуальными и в наше время. Весьма неприглядно отзывалась она о своих коллегах по политико-литературной службе: «Украинским поэтам следует на какое-то время запретить писать национально-патриотические стихи. Тогда, может быть, они скорее версификации (стихосложению. – А.К.) выучились бы, принужденные к тому лирикой и переводами. А то теперь они больше всего надеются на патриотизм своих читателей, а не на собственную рифму и размер».

Достаточно посмотреть на сегодняшних «национально сознательных» графоманов, считающих свои бездарные, но «патриотические» опусы вкладом в украинскую культуру, чтобы осознать, что выше процитированное вполне можно отнести к ним.

Крайне возмущало Лесю Украинку стремление деятелей украинского движения дискредитировать Россию любой ценой, не стесняясь в выборе средств. В частности, украинофилы пытались распускать слухи, что «российское правительство закапывает голодных людей живыми в землю» (речь шла о последствиях крупного неурожая в ряде губерний империи в 1892 году). «Кого они хотят этим дискредитировать?» - спрашивала Леся у своего дяди Михаила Драгоманова. А ведь если вспомнить нынешних певцов «голодомора-геноцида», то выяснится, что от тогдашних своих предшественников они ушли недалеко.

Или еще: «У нас большая беда, что много людей думают, что достаточно говорить по-украински (а особенно уже самому писать кое-что), чтобы иметь право на звание патриота, работника на родной ниве, человека с определенными убеждениями и т.п… «Говорит по-нашему» - это уже ценз. А послушать иногда, что только он говорит по-нашему, то, может бы, лучше, если б он говорил по-китайски».

Вот эта часть творческого наследия Леси Украинки действительно нуждается в прочтении, понимании, осмыслении. Да только вряд ли такую «нашу Лесю» будут читать и осмысливать «национально сознательные».