Свет Светлова

Вы помните, как назывался пароход, на котором герой фильма «Бриллиантовая рука» Семён Семёныч отправлялся в Турцию на отдых? Конечно, помните! «Михаил Светлов»! Было время, когда всякий советский человек знал это имя, помнил бессмертную (без преувеличений!) светловскую «Гренаду» и маршевую «Каховку», а также другие сочинения поэта. Для меня, например, самой любимой грампластинкой была и остается запись цикла «Мы с тобою, товарищ» (1975) Микаэла Таривердиева на стихи Михаила Светлова. Восемь удивительных камерных сочинений, исполненных с фортепиано и гитарой несравненным дуэтом — Галиной Бесединой и Сергеем Тараненко.

И таривердиевское прочтение той же «Гренады» (нам памятна также бардовская версия В. Берковского; стихотворение написано поэтом в 1926 г., положено на музыку двумя десятками композиторов разных стран и стало официальным гимном интербригад), и «Болота проходит пехота», и «Было холодно, было мокро», и «Ходят грустной парою комсомольцы старые», и «Я другом ей не был», и «Я вижу снова, как и прежде», а также потрясающее сочинение «В разведке». В последней строке которого происходит то, что Михаил Анчаров называл «тихим взрывом»: «И Меркурий плыл над нами, иностранная звезда...» В стихотворении Светлова сюжет рассказан устами убитого красноармейца. Светловский эпитет «иностранная» — столь же непостижим, как, скажем, «медаль за город Будапешт» у Михаила Исаковского в супершедевре «Враги сожгли родную хату». И тоже стоит в последней, то есть вершинной строке стихотворения, отсылающей весь текст словно с трамплина – в вечность. Это и есть великая поэзия.

Казалось бы, «что нам Гекуба»? В том смысле, что зачем нам теперь комсомольский пафос? Но дело в том, что подлинная поэзия, а у Светлова она именно такова, выходит за пределы парадигм, в том числе идеологических, а несет в себе неубиваемый свет. Говорит о жизни и смерти, любви и войне, яркости молодости и грусти старости.

Похоже, именно эту несокрушимость светловского слова, светловского света, простите за каламбур, чувствуют и нынешние «десоветизаторы» Украины, которые в Каховке, городе Херсонской области, пытаются запретить знаменитую песню «Каховка», шагнувшую в народ из кинофильма «Три товарища» в конце 1930-х. Музыка написана Исааком Дунаевским, к слову, тоже уроженца, как и Светлов, тех краёв, что нынче называются Украиной – композитор родился в Лохвице на Полтавщине.

В тщетной попытке высосать из пальца «новейшую самоидентификацию» кураторы и исполнители нынешнего украинского проекта действуют руками местных безумцев, пишущих доносы на учителей, позволивших прозвучать «Каховке» в стенах школы.

Конечно, как не придраться к «имперским» строкам: «Иркутск и Варшава, Орел и Каховка – этапы большого пути». И, конечно, их раздражает такой взгляд: «И девушка наша проходит в шинели, горящей Каховкой идет...» Это отсюда, из горящей «Каховки», афористичные строки припева: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!» А завершается песня хоть и индивидуально-лирично, но и весьма объединительно, в повторении слова «наш»: «За нашу страну, за Каховку родную, где девушка наша жила...»

Уверенно скажем, что «девушка наша» и сейчас живет в Каховке, и далеко не в единственном экземпляре, только, увы, находится под гнётом украинского национализма – на потребу заокеанским кукловодам, которые уверенно и «наполэглыво» ведут (и доведут) Украину «до цугундера».

Цветаева писала Пастернаку: «Передай Светлову (Молодая Гвардия), что его Гренада – мой любимый – чуть не сказала: мой лучший – стих за все эти годы. У Есенина ни одного такого не было. Этого, впрочем, не говори, – пусть Есенину мирно спится».

Это ли не свидетельство признания поэта вне идеологии, как говорится, по гамбургскому счету!

«Гренадские» строки Михаила Светлова, уроженца новороссийского Екатеринослава (ныне город Днепр) сегодня можно понимать и в другом контексте, «европейского выбора»:

Следует напомнить, что Александровском до 1921 г. назывался город Запорожье, по имени Александровской крепости, заложенной в 1770 г. Следует помнить также, что имя крепость получила либо в честь генерал-фельдмаршала Александра Голицына, либо в честь князя Александра Вяземского, и это были земли Новороссии.

Нынче и Запорожье, и Харьков вынуждены петь не по-испански даже, а по-евросоюзовски, однако это пение иллюзорно, умозрительно; всё это – фата-моргана или, на украинском, «прымара».

В день рождения поэта Светлова вспомним, что родился Михаил Аркадьевич в 1903 году, 17 июня (прежде это было 4-е), в семье ремесленника Арона Боруховича Шейнкмана и Рахили Ильевны. Псевдоним молодой поэт взял в 16 лет, став завотделом губкома комсомола и главным редактором журнала «Юный пролетарий».

Харьков, к слову, не случайно поименован поэтом в стихах, ведь в этом городе, первой столице УССР, Светлов выпустил в 1923 году свою первую книгу «Рельсы». Там же, уже учась в МГУ, устраивал поэтические вечера. Вообще-то, комсомольская молодость и былая добровольная служба в Красной армии, участие в Гражданской войне не мешали Светлову быть весьма критичным к недостаткам и некоторым проявлениям советской действительности. Не без прозорливости он критиковал создание Союза писателей СССР, судебные процессы 1930-х, попал по спискам НКВД в «троцкисты». И пьесы его снимались со сцены и критиковались в газете «Правда», главном идеологическом органе страны, за неправильное понимание «линии партии».

Однако жизнь в стране менялась: за книгу «Стихи последних лет» Светлову, ушедшему из жизни в Москве 28 сентября 1964 года, посмертно была присуждена Ленинская премия, в 1967-м, а также премия Ленинского комсомола в 1972 году.

В год смерти Светлова на экраны Советского Союза вышел киношедевр Марлена Хуциева, в который встроен большой эпизод выступления поэтов в московском Политехническом музее. В кадрах фильма мы видим и выступление Михаила Светлова (съемки проходили в августе 1962-го).

Надо понимать, что критика из уст Светлова исходила весьма едкая, он бы весьма острым на язык человеком, еще и эпиграммистом, обо всем этом ходили легенды, как изустные, так и зафискированные очевидцами в воспоминаниях.

Вот примеры светловских афористичных высказываний: «Я могу прожить без необходимого, но без лишнего я прожить не могу», «Налейте пива, а рак у меня с собой», «Ну на что рассчитывать ещё-то? Каждый день встречают, провожают… Кажется, меня уже почётом, как селёдку луком, окружают», «Я мечтал пить из чистого источника поэзии, но каждый раз оказывалось, что там уже выкупался редактор». Светлов придумал словечко «изувековечить», а своему другу Маяковскому, покупавшему экзотические рифмы за рубль, предложил рифму «медяками – медикамент». Маяковский дал лишь полтинник, поскольку в слове «медикамент» ударение ставится на последний слог.

Биографы подсказывают нам: С 1941 до 1945 года Михаил Аркадьевич Светлов служил военным корреспондентом газеты «Красная Звезда» на Ленинградском фронте, затем работал в газетах Первой ударной армии Северо-Западного фронта: «На разгром врага», «Героический штурм», в газете 34-й армии Первого Белорусского фронта. За работу в годы Великой Отечественной войны Светлов был награжден двумя орденами Красной Звезды, медалями.

Михаил Светлов на фронте

Наиболее известное из его военных стихотворений — «Итальянец» (1943). Три четверти века прошло, однако актуальность этого сочинения, увы, лишь растет, опять-таки в контексте ползучей экспансии НАТО на восток и особенно – войны в Донбассе.

Так и хочется спросить «молодого укранца» по-светловски, что оставил он в донецкой степи и почему его пули свистят над шахтёрским краем?

О его самокритичности и моральных принципах вспоминал писатель-сиделец Варлам Шаламов: «Светлов встал, протягивая мне руку: “Подождите. Я вам кое-что скажу. Я, может быть, плохой поэт, но я никогда ни на кого не донёс, ни на кого ничего не написал”. Я подумал, что для тех лет это немалая заслуга — потрудней, пожалуй, чем написать “Гренаду”».

Рассказывают, что Светлов ходил в одном пальто лет двадцать, не стремился к эффектным жестам, но при этом был любимцем женщин. Княжна Родам Ираклиевна Амирэджиби, красавица, сестра известного писателя Чабуа Амирэджиби, с которой лепили статую грузинки для фонтана на ВДНХ, стала женой поэта, не имевшего за душой ни копейки. В этом браке, втором для поэта, родился сын Александр (Сандро) Михайлович Светлов, впоследствии сценарист и режиссер. Красавица-жена ушла от поэта к итальянцу Бруно Понтекорво, физику-ядерщику, работавшему в Москве.

«Счастье должно быть всеобщим, а несчастье конспиративным», – говорил Светлов и, несмотря на одиночество, заботился о других. Зная, что дни его сочтены, свой последний гонорар умирающий потратил на комплект первоклассника для сына медсестры в больнице. Скончавшийся от рака лёгких поэт похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Строки его живы и сейчас, спустя более полувека по кончине автора, кого-то по-прежнему согревают, а с кем-то ведут непрекращающееся сражение, и это есть свидетельства подлинности дара и выполненного свыше поручения.

«Россия выдержала бурю, перешагнула все мосты…» — по-прежнему проникновенно и неотменимо звучат эти светловские строки. Россия у Михаила Аркадьевича была единая и неделимая, вместе с Белоруссией и Ленинградом, которые он защищал, с Москвой, в которой прожил более тридцати лет и в которой преподавал в Литературном институте, а также, разумеется, вместе с родными для него Новороссией, Малороссией, Слобожанщиной, говоря его словом, «Украйной».