Украина: политзаключенные и не только

Количество политзаключенных и преследуемых за свои убеждения на Украине пока никто точно не подсчитал. Его оценивают по-разному — от нескольких сотен до десятков тысяч. Факт наличия «узников совести» признают все, кроме патентованных местных правозащитников вроде Харьковской правозащитной группы, даже дающие им гранты в этом не сомневаются.

По Москве, Страсбургу, Вене и многим другим городам ходят разные списки — от достоверных до заведомо устаревших. Время от времени эмигрантское сообщество бросает клич к оставшимся дома: «Дайте точные списки!» И ведь дают! Но за полноту не может отвечать никто. Чтобы разобраться, сколько на территории Украины людей, преследующихся за политические убеждения, нужно понять, кто и как пострадал в результате переворота 2014 года.

Жертвы люстрации

Можно ли назвать жертвами режима чиновников и судей, попавших под каток закона о люстрации?

Конечно, можно. Ведь они потеряли службу не за профнепригодность, должностные проступки или по сокращению штатов, а за то, что были составной частью законной власти. К ним примыкают исключенные из творческих союзов за «антиукраинскую деятельность» Станислав Минаков и Константин Кеворкян. Замечу, что речь тут идёт не только о политическом акте в худших тоталитарных традициях, но и о прерывании трудового стажа (членство в творческих союзах гарантирует его непрерывность вне зависимости от официального трудоустройства).

Зачистки профессионального поля по политическим мотивам перекинулись с чиновников и лиц творческих профессий и на работников образования. И эта волна идёт в худших традициях китайской «культурной революции» полувековой давности. Сначала призыв снизу, а затем оргвыводы.

Куда сложнее разобраться с уволенными сотрудниками правоохранительных органов. Там люстрация и сведение политических счетов идут рука об руку с сокращением штатов. Преследуемых за выполнение своего долга беркутовцев или сотрудников пенитенциарной системы, прессуемых за якобы неэтичное отношение к Тимошенко, можно однозначно назвать жертвами режима, а тех из них, кто оказался за решеткой, — и политзаключенными.

Под видом «уголовки»

Сложнее всего оценить как политическое преследование дела, формально открытые по «чисто» уголовным статьям. Тут следует принять во внимание лишь одно обстоятельство: если в расправе проявляют явную заинтересованность, например, глава МВД Аваков, генпрокурор Луценко или боевики «Азова» и при этом они дают политические оценки шельмуемому, то это оно. Так происходит с харьковским городским головой Геннадием Кернесом. Его судят в Полтаве за то, что невозможно доказать, но легко опровергнуть. При этом покушение на самого Геннадия Адольфовича, после которого он чудом выжил и остался инвалидом, фактически не расследуется.

Примеры преследования за политическую позицию под видом «борьбы с коррупцией» или осуждения злоупотребления властью можно найти и в Днепропетровской, и в Херсонской, и в других областях. Много их и в Киеве, где власти пытаются расправиться со сподвижниками Виктора Януковича. Даже если там и имели место противоправные действия, то обвинительный тон руководства страны и СМИ, а также угрозы со стороны вооруженных нацистских формирований делают и расследование, и судебные разбирательства политическим действом.

Без оружия или…

Репрессированными можно с уверенностью назвать и участников невооруженных акций протеста. Такими являются жертвы 2 мая в Одессе, включая гражданина России Мефедова и гражданина Израиля Казанского. Тут следует заметить, что те, кто был вооружен и даже убивал, ходят безнаказанно.

Похожая ситуация и в Харькове. Участники захвата здания Дома советов в Харькове в апреле 2014 года по-прежнему на скамье подсудимых. 63 человека выпущены под залог, а трое (Спартак Головачёв, Сергей Юдаев и Егор Логвинов) с тех пор находятся под стражей, и судьи им автоматически продлевают меру пресечения. Как и в Одессе, в Харькове убийцы протестующих на ул. Рымарской не понесли наказания. Более того, они были вооружены, составили костяк «Азова» и награждены государственными наградами.

Те же борцы с режимом, кто оказывал ему вооруженное сопротивление, а также люди, захваченные в зоне боевых действий, могут считаться заложниками или военнопленными и выходят за рамки этой статьи. Любимый трюк украинских силовиков — подбрасывание оружия и взрывчатки задерживаемым — усложняет оценивание того или иного дела на предмет его политической пристрастности, но тут всё зависит от статьи, которую «шьют» работники СБУ и прокуратуры.

Бесспорно «политические»

Любой человек, которому с 24 февраля 2014 года инкриминируются ст. 109 (Действия, направленные на насильственное изменение либо свержение конституционного строя или на захват государственной власти), 110 (Посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины) и 110-2 (Финансирования действий, совершенных с целью насильственного изменения или свержения конституционного строя или захвата государственной власти, изменения границ территории или государственной границы Украины) УК Украины, является жертвой политических репрессий.

Ими могут стать и экс-депутаты Верховной рады (Александр Ефремов и Алла Александровская), и журналист (Руслан Коцаба, к счастью, оправданный, а также отсидевший Артём Бузила и др.), лидеры общественных организаций (Юрий Апухтин, Олег Новиков) или просто авторы постов в соцсети. Как правило, состав преступления по этим статьям не доказан следствием со всей тщательностью, но судьи под давлением или угрозой со стороны штурмовиков или угождают им, или годами тормозят с принятием решения.

Что касается ст. 109, то замечу, что организаторы и идеологи госпереворота не понесли наказания по ней, а уголовные дела в этой связи не ведутся.

В то же время и многие адвокаты содержатся под стражей.

Вместо постскриптума. Списки, помощь и ответственность

Часто к нам, оставшимся дома и продолжающим хождение по судам над нашими товарищами, обращаются представители разных эмигрантских организаций с настойчивыми предложениями предоставить им списки политзаключенных. Потом они выдают зачастую устаревшие и неточные данные в своих отчетах, как будто и не получали свежей информации. Некоторые из давно уехавших озвучивают цифры погибших и арестованных «от балды».

Такой формально-пиаровский подход обесценивает работу многих адвокатов и просто неравнодушных людей, помогающих попавшим в беду. Неправдивые сведения никак не подходят ни для обращения к международным правозащитным организациям, ни в качестве списков на обмен.

Кстати, об обмене. Эта процедура, конечно, спасает политузников от дальнейших издевательств со стороны украинской власти, но не даёт им ни реабилитации, ни просто возможности вернуться домой.

А теперь о самих списках. В странах Латинской Америки или Греции, где были реально действовавшие партии и профсоюзы, списки погибших, пропавших без вести и арестованных были почти полными, ибо партийцы отслеживали судьбу каждого своего товарища. У нас партии рассыпались, о профсоюзах говорить вообще не приходится, так что мы знаем судьбу только тех, кто под защитой определенных адвокатских групп, или попал на страницы СМИ. По Харькову и Одессе ситуацию можно отследить достаточно подробно. А вот с другими городами и областями всё куда проблематичнее. Хочется надеяться, что мы все будем честны и точны и сможем помогать попавшим в беду жителям Украины результативно.

Митинг адвокатов под ВР. Фото Анастасия Рафал, "Страна"