Михаил Грушевский: хитрый лжец и любитель «хатынок»

Будущий «величайший украинский историк» родился в 1866 году в «городе дураков», как называли Хелм (Холм) польские евреи. Имели на то право, ибо это «нацменшинство» в иные времена составляло здесь более двух третей населения. На идиш название местечка звучит как Хе́лем («сновидение, мечта»), откуда пошло и ныне бытующее выражение «хелемские мудрецы» –олицетворение наивности и глупости.

Свой же род «украинский Геродот» выводил из казацкого корня, одна из ветвей которого пошла по духовной линии: от дьячка Груши, подвизавшегося на бедном приходе где-то вблизи Чигирина. Местности, которую он впоследствии в своей «Истории Украины-Руси» населил в древности андрофагами, то есть людоедами, – такой вот был фантазёр.

Его потомок Феодор, дед нашего героя, имея уже более благозвучное написание своей фамилии, был священником на Подолье. А сын его – Сергей Фёдорович, отец Михаила – сподобился окончить Киевскую духовную семинарию, что позволяло ему служить преподавателем в средних и высших учебных заведениях и составить известный учебник церковнославянского языка. Многократно переиздавшийся, он приносил известный доход автору, а после его смерти в 1901 году – сыну Михаилу, 35-летнему наследнику.

Издатели конца XIX – начала ХХ века жадничали куда меньше нынешних, однако денежные поступления от реализации авторских прав на книгу не были столь обильны, чтобы обзаводиться недвижимостью в тех объёмах, в каких воспылал к жилфонду Михаил Сергеевич. Но давали ему возможность указывать именно этот источник как легальный в случаях приобретения земельных участков и жилья, размещения заказов на проектирование особняков у модных архитекторов, покупку добротной меблировки.

Приступил Михаил Сергеевич к этому делу немедленно, не откладывая в долгий ящик. «...Я в році 1901 купив кусень грунту під містом, щоб поставити собі хату…» – писал он впоследствии. «Хата», в смысле вилла во Львове на Понинского, 6, построенная ударными темпами («входыны» состоялись в 1902 году) стоит до сих пор. Теперь там музей М.С. Грушевского.

Помимо «хаты», Михаил Сергеевич стал обладателем усадьбы в Закарпатской Криворовне. А в Киеве на пересечении улиц Никольско-Ботанической и Паньковской отгрохал доходный дом в шесть этажей, во дворе которого соорудил двухэтажный особняк. «И всё на папенькино наследство», – отвечал, пряча улыбку в окладистую бороду и моржовые усы обладатель «империи хатынок». «Лукавый, хитрый был дедок, любил неправду и измену…» – так охарактеризовал его современник, украинский поэт Александр Олесь (Кандыба), отец одного из лидеров ОУН* Олега Ольжича (тоже Кандыбы; Ольжич – псевдоним). 

Сергей Фёдорович был человеком весьма достойным.  Профессором словесности в Полтавской духовной семинарии стал 29 лет от роду. Позже состоял профессором по классу Священного Писания в Киевской духовной семинарии, служил преподавателем ряда гимназий. Завершил карьеру директором народных училищ Терской области (столица – Владикавказ), будучи кавалером нескольких императорских орденов и статским советником, что равно чину генеральскому и давало права потомственного дворянства. В меру сил занимался этнографическими и историческими исследованиями. Но от трудов праведных палат каменных не нажил.

Сын генерала, согласно поговорке, тоже должен стать генералом. Михаил встал на стезю, которая вела его к отцовским вершинам, в 1886 году поступив, а в 1890-м окончив историко-филологический факультет Киевского университета. За «Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV в.» удостоился золотой медали и был оставлен при университете, где защитил в 1894-м магистерскую диссертацию «Барское староство. Исторические очерки». Это был традиционный путь, но…

Выжав из альма-матер всё необходимое, в том же году Грушевский-младший уехал во Львов, «столицу» австрийской провинции Галиции и Лодомерии, где возглавил в тамошнем университете кафедру «всеобщей истории со специальным обзором истории восточной Европы». Уже через год порадовал работодателей брошюркой «Виїмки з жерел до історії України-Руси», («Извлечения из источников к истории Украины-Русы»; «жерела» – искажённое на галичанский манер малороссийское «джерела» – родники, источники), где впевые обнародовал этот дикий конструкт: «Украина-Русь».

Искусственный гибридный термин отнюдь не являлся изобретением Грушевского: его по удивительному совпадению именно в год рождения Михаила Сергеевича впервые употребил поляк Паулин Свенцицкий в редактируемом им журнале «Село» в контексте распространения псевдонаучных идеологем другого поляка – Франциска Духинского. Согласно им, Россия не имеет отношения к культуре и наследию Руси.

Целью тезисов являлось разобщение русских и переформатированных никогда не существавших «украинцев», которых поляки намеревались создать в отместку за подавленное польское восстание 1863 года и направить их на разрушение имперского единства. Умница, что ни говори, Михаил Сергеевич: вот что значит работа с источниками (журнал Свенцицкого вскоре, в средине 1860-х, прекратил существование из-за невостребованности и безденежья и утонул в архивной пыли). 

Новый заказчик на густой исторический польский бред нашёлся четверть века спустя. Им стал император Австро-Венгерской империи Франц-Иосиф I.

Вкратце напомним: династия Габсбургов, к которой он принадлежал, могла прекратить своё существование ещё в 1848 – 1849 годах, когда по Европе прокатилась волна революций. Вняв его слёзным мольбам, Николай I направил русские войска на усмирение Венгерского восстания, разразившегося в самом центре Австро-Венгрии. Бунт был подавлен. Русский император с лёгкой руки спасённого австрийского коллеги получил прозвище Жандарма Европы. А пять лет спустя империя Габсбургов состояла в составе коалиции, объявившей России войну, вошедшую в историю под названием Крымской 1853 –1856 годов. Николай I отреагировал так: снял со стены портрет Франца-Иосифа и написал на обороте одно слово: "Undankbar" (неблагодарный).

Неблагодарность старого Франца-Иосифа простиралась гораздо дальше и во времени, и в объёмах. Учуяв своим выдающимся политическим носом приближение нового пожара, на сей раз мирового, он превратил Львов в «новый Пьемонт» («старый» был центром объединения Италии; этому же ставилась задача противоположная: стать средоточием разрушения соседнего государства), в котором свора предателей не покладая рук трудилась над созданием истории, географии, языка,  флага, герба, ядра вооружённых сил, подысканием правителя и прочего для страны, которой в действительности не существовало.  

Заметное место в этой команде занимал именно М.С. Грушевский. Кастинг главного историографа грядущей «Украины» был выигран им легко: сын профессора, дипломированный историк с паспортом подданного Российской империи, жадностью к деньгам и отсутствием каких бы то ни было принципов – научных и моральных – он был «именно то, что нужно». Дополняли достоинства определённая историческая эрудиция и понимание с полуслова того, что от него требовалось, плюс недюжинная работоспособность.

Польские, австрийские и иные «жерела» оказались для Михаила Сергеевича неисчерпаемыми: создав на их основе ряд штудий «Розвідки и матеріяли до історіі Украіни-Руси» (пять лет – пять томов), он параллельно сваял «главный труд своей жизни» – восьмитомную «Историю Украины-Руси».

Нет нужды развенчивать это никчемное и лживое сочинение – это было с успехом сделано ещё дореволюционными историками. Однако «хитрый дедок» только посмеивался над своими критиками: псевдоисторический бред был продан им австриякам за большие деньги, которые удачно, по его мнению, были вложены в недвижимость, что гарантировало якобы безбедную старость. Но не только на старуху, но и на «дедка» случается проруха: вилла по Львове и имение в Криворовне оказались отрезанными непересекаемыми границами: «украинский Пьемонт» оккупировала Польша, Закарпатьем овладела невесть откуда появившаяся Чехословакия. А «небоскрёб» на Паньковской расстреляли в 1918 году матросы из проезжавшего мимо Киева бронепоезда.

Грушевский дураком не был и понимал, что «австрийская лавочка» рано или поздно закроется, «жерела» иссякнут. Время от времени он писал вполне удобоваримые статейки, помещая их, в частности, в «Вестнике и библиотеке самообразования» (издание Брокгауза и Ефрона). Накопив такой багаж, выставил свою кандидатуру на занятие места руководителя кафедры истории Киевского университета, однако получил отказ.

Харьковский университет, издавна известный своими полонофильскими настроениями, всё же присвоил Грушевскому в 1906 году степень доктора русской истории, чем потешил падкого на лесть «учёного», но лишь «почётного». А по «нечётным», как говорится в известном анекдоте, Михаил Сергеевич оставался профессором Львовского университета, где ходил в свой кабинет мимо собственного бюста, воздвигнутого подхалимами двумя годами ранее. Топтал он эту дорожку вплоть до начала Первой мировой.

Война выбросила его в своё Отечество, против которого он сражался на историческом фронте ровно 20 лет. Был арестован по обвинению в австрофильстве и причастности к созданию Легиона украинских сичевых стрельцов и выслан в Симбирск «на время состояния местностей, из коих он выслан, на военном положении». Потом переведён в Казань, а затем по ходатайству членов Государственного совета от Императорской Санкт-Петербургской академии наук и университетов А.А. Васильева, В.И. Вернадского, Д.Д. Гримма, М.М. Ковалевского, И.Х. Озерова, и С.Ф. Ольденбурга – в Москву.

Революционные события 1917 года вернули Грушевского в Киев, где он возглавил пресловутую Центральную раду, самым крупным достижением которой было подписание Брестского мира с Германией и приглашённая оккупация Украины, говоря современным языком, немцами и австрийцами. О роли лично Михаила Сергеевича: «Закликав німців в наш куток, звалив Центральну раду» (Александр Олесь).

После свержения гетманом Скоропадским Грушевский бежал в Вену, где по старой памяти накропал брошюрку «Про старі часи на Україні» (уже без «Русы», причём «на», а не «в»). Увы, «украинский вопрос» Австрию, которая намедни лопнула как империя, теперь совершенно не интересовал.

Имущественно нищему, обанкротившемуся как историк, корифею науки пришлось проситься обратно в Россию, уже советскую. Большевики приняли, более того, обласкали предоставлением звания академика ВУАН, а затем и АН СССР. Но не безвозмездно, а ценой унижения и предательства. И «мы были готовы переступить через трупы наших партийных товарищей… Готовы работать под вашим руководством…»,  написал Грушевский в слезнице к предсовнаркома УССР Раковскому.

Физическая смерть Грушевского последовала 24 ноября 1934 года, общественная и интеллектуальная – десятью годами ранее, сразу после пересечения советской границы. Его «труды» намеревались было использовать для проведения печально известной «украинизации», но их клевали все, кому не лень, с оглядкой на их анемичность и научную несостоятельность (в конце 1930-х эту макулатуру запретили вовсе).

Ведь единственное, на что она годилась и годится теперь – служить «жерелом» для сочинений от «Русь-Україна а Московщина-Россія» Льонгина Цегельского (1919 год) до современных «изысканий» Валерия Бебика о том, что «Будда, Иисус Христос и древние египтяне были украинцами», тиражируемых в официальном издании Верховной Рады Украины, газете «Голос Украины». К чему это привело и далее ведёт страну, ясно без лишних слов. «В прірву», как говорят на Украине. То есть в пропасть.

___________________________

* Запрещённая в России организация.

Заглавная иллюстрация: «Хитрый дедок» Михаил Грушевский.