Чем сильнее натиск украинства, тем заметнее его отторжение

В предыдущей статье мы рассматривали  книги С. Плохия, директора института украинистики Гарварда, которые характеризовали его активность в период президентства Виктора Ющенко. Складывалось такое впечатление, что англоязычный мир прямо жаждал знаний об Украине, а новые его книги как-то вовремя оказывались в нужном месте.

Вот и книга «Брама Європи. Історія України від скіфських воєн до незалежності» была издана на Украине «вовремя» - в 2016 году. В аннотации указано: «Книга цікаво й доступно розповідає про історію нашої держави від часів Геродота до подій на Сході України сьогодні. Це авторитетне видання допоможе краще зрозуміти події минулого, а через них – і наше сьогодення. Автор фокусує увагу на українцях як найбільшій демографічній групі, а згодом – головній силі, що стояла за створенням сучасної нації. Дізнайтеся, як наші предки «призвали варягів на царювання», як наша країна боролася за право бути незалежною, пройшла крізь часи кріпацтва, комуністичного терору й Голодомору, Другої світової війни та врешті-решт отримала незалежність».

В России книгу «Врата Европы. История Украины» издали в 2018 году. При этом посчитали, что «тема украинской государственности, национальной идентичности украинцев, их роли в истории Восточной Европы стала после 2014 года одной из самых острых не только на Украине, но и в России и мире…  Известный украинский и американский историк Сергей Плохий, внимательный и неравнодушный исследователь, предлагает взглянуть на историю Украины прежде всего как на историю ее земель, где определяющую роль сыграли не столько политика, сколько география, экология и культура».

Книга «Врата Европы», изданная в России

В то время, когда П. Порошенко говорил об Украине как  форпосте защиты демократии Европы от России, фланге НАТО в защите западной цивилизации, С. Плохий писал, что «без Европы нельзя постичь историю Украины, как и без Украины – историю Европы». Вспоминаются в связи с этим слова Д. Туска: «Нет Европы без Украины», а также Бжезинского о России без Украины. 

Обратим внимание (цитаты берем из книги на русском языке) на то, как меняются подходы  историка к изучению и освещению истории Украины: «История Украины – это история ее земель»; «Нация – далеко не доминирующий, но важный компонент повествования»; «В наши дни все более популярным становится транснациональный подход… На историю Украины повлияли относительно недавние “культурный” и “пространственный” повороты в западной историографии и не ослабевающий уже несколько десятилетий интерес к теме идентичности – политической, культурной, социальной»; «В долгосрочной перспективе наибольшее значение имеют география, экология и культура».

С одной стороны, вроде намечается отход от агрессивной украинистики украинства, с другой – всех не этнических украинцев Украины называет «этническими меньшинствами». С. Плохий пишет: «Повествование сосредоточено на этнических украинцах как самой многочисленной группе населения и нередко главной пружине государствообразующих процессов. Тем не менее автор не превращает книгу в повествование об одном этносе, чья история тянется из глубины тысячелетий. Важное место отведено этническим меньшинствам Украины, в первую очередь русским, полякам и евреям, а также процессу формирования современной полиэтничной и поликультурной нации».

Конечно, ведь «интересно и доступно» писать об «этносе с тысячелетними корнями» и «этнических меньшинствах»  Украины, в которой ныне проживают более 130 народов. А как же масса западных теорий о национальных идентичностях, нациях – модерных и домодерных? Этноним – это самоназвание.

О терминах, говорят, не спорят, о них договариваются.

Вот и С. Плохий предлагает свой вариант, фактически ничем не отличающийся от варианта, обозначенного в схеме истории Грушевского. Но, по мнению директора института украинистики Гарварда, он соответствует «принятым в западной академической историографии стандартам».  Похоже, он, навязывая стандарты, перещеголял даже Пола Роберта Магочи, который ещё в конце 80-х годов издал книгу «Украина: история её земель и народов», буквально пару лет спустя после выхода книги О. Субтельного «Украина: история». 

Читатель, надеемся, извинит нас за столь обширную цитату, но это делается для того, чтобы не комментировать и не исказить текст С. Плохия.

«Предки современных украинцев, – пишет С. Плохий во «Вратах Европы…», – обитали в двух-трех дюжинах средневековых и позднейших княжеств, королевств, империй. С течением времени они не раз меняли не только идентичность, но и свое имя. Что касается родной земли, то предпочтение отдавали двум названиям: Русь и Украина. Первое туда принесли в IX веке норманны, чьи князья и дружинники растворились в море восточных славян – их симбиоз мы и называем Киевской Русью. Славянское отражение этого слова, “Русь”, а также греческое, “Ро(с)сия”, были усвоены предками современных украинцев, белорусов и русских. На протяжении XVI–XVII веков Московское государство принимает эллинизированное самоназвание “Россия” и становится в итоге Российской империей».

И продолжает: «В Новое время украинцы были известны под разными этнонимами, в зависимости от того, кто ими правил: Польша – “русины”, Австрия – “рутены”, Россия – “малороссы”. В позапрошлом веке первопроходцы национального возрождения предпочли расставить точки над i – раз и навсегда избавиться от производных имени “Русь” и отделить соплеменников от прочих славян, в первую очередь русских, пропагандируя этноним “украинцы”, независимо от того, подданные ли те Романовых или Габсбургов. Слово “Украина”, известное еще в позднем Средневековье, в начале Нового времени означало казацкие земли на берегах Днепра и созданное там казаками государство. Романтикам XIX века казачество представлялось квинтэссенцией украинства. Чтобы не утратить связи между былой Русью и нарождавшейся Украиной, Грушевский назвал свой десятитомный труд “Историей Украины-Руси”. Тот, кто пишет в наши дни о минувшем этой страны, едва ли сможет обозначить предков современных этнических украинцев только одним словом. В этой книге слова “русь”, “россы”, а иногда “русины” употребляются для обозначения подданных Рюриковичей. Это разнообразие имеет свои причины. В современном русском языке отсутствует общепринятая терминология, которая позволяла бы отличать восточнославянское население Киевской Руси от современных русских (и те и другие, как правило, называются “русскими”), что значительно усложнило работу переводчика. Особенно трудным оказался казус средневековой “Русской земли” в ее узком смысле – территории Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств. В книге употребляется именно этот термин, хотя и с пояснением его значения и территориального распространения. Это же касается термина “Русская правда”. Украинцев в начале эпохи Нового времени я называю преимущественно “русинами”, современных – “украинцами”. Обретение Украиной независимости в 1991 году привело к тому, что так стали называть ее граждан, к какому бы этносу они ни принадлежали. Эта сложная модель отражает принятые в западной академической историографии стандарты. Надеюсь, большой путаницы из-за нее не возникнет».

Можно привести целый ряд исторических фактов о том, как «русинов», «рутенов», «малороссов» лишали производных имени «Русь», как «украинцы» не сами выбрали этноним «украинцы», что это «самоназвание» было навязано. В том числе с помощью Речи Посполитой, когда «Украйна» стала применяться в делопроизводстве, когда посланник папы римского Антонио Поссевино предложил в 1581 году назвать юго-западные русские земли этим именем. Можно привести пример с уничтожением русинов в концлагерях Терезин и Талергоф, с Прикарпатской Русью. В украинистике диаспоры и слова не встретишь о работе Н. Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма»…

Анализируя украинство и украинистику, можно убедиться, что эти принятые в «западной академической историографии» стандарты (кого и как называть) были созданы именно украинством и украинистикой диаспоры. Переводчикам, действительно, трудно разобраться с русской историей.

Но стоит ли ради удобства работы по переводу текстов на английский язык переписывать историю?

Приведём ещё один фрагмент из книги «Врата Европы. История Украины». Он касается униатской церкви.

«Одно из многих стереотипных представлений о современной Украине предполагает, что страна расколота на православный Восток и католический Запад… В такой стране, как Украина, трудно, если вообще возможно, провести четкую границу. Это верно для зон смешения любых культур, но появление гибридной церкви, в чем-то романской, а в чем-то ромейской, особенно затрудняет анализ. В первые столетия ее именовали униатской, что отражает ее предназначение – союз (унию) двух ветвей христианства: православия и католицизма. Теперь же ее официальное название – украинская грекокатолическая церковь. “Греко-” указывает на византийский обряд. Это плод, без сомнения, самой удачной попытки заделать одну из тех трещин, что тысячу лет, если не дольше, портят фасад христианства. Эта церковь образовалась в конце XVI века – в эпоху, когда западные политические и религиозные идеи проникали на восток и укоренялись в традиционно православных странах. Как правило, это побуждало туземные общества к сопротивлению и выработке собственных взглядов. В украинском православии хорошо умели и приспособиться под западные влияния, и противостоять им. Брошенный Западом вызов послужил причиной существенного преобразования украинской культурной среды в первой половине XVII века».

А написал этот текст человек, две диссертации которого имеют к этой проблеме весьма прямое отношение. Эти утверждения по поводу «восточной Реформации» и униатства как плода «самой удачной попытки» заделать трещину в фасаде христианства в контексте истории Украины («туземное общество») даже не вызывают удивления, так как автор прочно стоит на позициях украинства, олицетворяя собой украинский интегральный национализм. А униатству принадлежит особая роль в формировании украинства.

Но сколько бы С. Плохий ни называл запорожских казаков «украинскими казаками», а Запорожское войско – «украинским государством казаков», сколько бы ни утверждал, что «украинская сцена» в Европе существует с XIV  века, что в состав Речи Посполитой входили «украинские воеводства», в которых жили «русины», сколько бы Роксолану ни называл «украинской девушкой», всё равно не изменится природа общей истории России, Украины, Белоруссии.

Не изменится отношение православных к униатской церкви, не изменится  то, что православные воевали против католической Польши и в 1654 году пошли под руку русского православного царя, стали его подданными. Как бы восстание Хмельницкого ни называли – «украинской революцией» или «национально-освободительной войной», как бы ни пытались весь малороссийский народ причислить к «украинскому казацкому государству».

* *

К сюжету напрашиваются и некоторые пассажи из книги С. Плохия «Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России», изданной, напомним, на английском языке в 2006-м, на белорусском – в 2011-м, на русском – в 2018 году.

Книга С. Плохия «Происхождение славянских наций»

Вообще-то, сперва диву даёшься, как можно в одной книге применять столько взаимоисключающих слов, терминов. Причем в книге по такой сложной теме, как «национальная идентичность украинцев». Потом перестаёшь удивляться, ведь это украинистика школы Гарварда. Точно так же не удивляешься тому, например, когда в наши дни в Полтаве открыли памятники А. Пушкину и Н. Гоголю, но «украинскому классику» Николаю Васильевичу приходится  держать в руке чашку с надписью: «Слава Украине!»...

Вот и в «Происхождении славянских наций…» мы встретили (применительно к началу и середине XVII века) такие, например, исторические «изыски»:

– «сообщества московитов и русин».

По тексту выходит, что в Московии жили московиты, а в Речи Посполитой –  русины, то есть украинцы. Русских как бы уже и нет нигде;

– отношение «Московии к религии русских людей».

В этом случае читатель рискует впасть в прострацию. Перед этим словосочетанием его убеждали, что русских нет нигде, в Речи Посполитой жили русины (украинцы), а тут вдруг оценивается отношение Московии к «религии русских людей», которые жили в Речи Посполитой.  Получается, что в Московии живут не русские люди и они не православные?

В книге Россия или Московское государство именуются Московией. Автора не смущает, что в том же тексте есть выдержка из Деулинского договора, где  говорится, что договор с послами «Польской стороны» заключают послы «Российской стороны».

Из этой логической прострации есть выход.

Складывается такое впечатление, что терминология просто взята из «Трактата о двух Сарматиях» Матвея Меховского (1517), в котором есть государство «Московия» с проживающими там «московитами» без упоминания, что они русские.

Более детальный анализ текстов книги С. Плохия вполне может показать их связь, например, со знаковыми для украинистики трудами Яна Потоцкого «Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах» (1795), Тадеуша  Чацкого «О названии «Украина» и зарождении казачества» (1801). Можно вспомнить, что  Францишек Духинский задолго до Грушевского утверждал, что название «Русь» украдено москалями у украинцев…

– «московские власти запретили ввозить православную богословскую литературу из Руси»; «русские православные иерархи»; «православные русины… в глазах московитов».

Автор пишет, что из «Руси», то есть из Речи Посполитой, запрещали ввозить богословскую литературу. В той же Речи Посполитой были «русские православные иерархи». Получается, что «русские православные иерархи» окормляли «православных русинов», хотя ранее в книге шла речь об отношении Московии к «религии русских людей» в Речи Посполитой.

Но в книге есть и такое: «Смутное время стало уникальной возможностью для массовой встречи представителей двух частей Руси – польско-литовской и московской». 

Значит, Русь таки была, только в книге по ходу «идентификации» она уничтожается, чтобы и производных от имени «Русь» не осталось. Это упоминание о двух частях Руси чуть ли не единственное в книге признание, что «Московия» была Русским государством, Московской Русью.  Зачем же разводить на московитов и русинов русских людей «польско-литовской и московской»   Руси?; 

– «несмотря на то что в составе войска Речи Посполитой и войск претендентов на престол было достаточно много русинов (в частности запорожских казаков), московские авторы никогда не называли их «рускими людьми» или «православными христианами», вместо того звали поляками, литвинами или польскими и литовскими людьми. 

Вот и казаки отнесены к русинам, хотя в Московском государстве их называли «черкесами», а литвинами и поляками называли людей потому, что ещё не так много времени прошло от объединения Литвы и Польши в Речь Посполитую (Люблинская уния, 1569);

– «дальнейшее течение восстания [под руководством Б. Хмельницкого] и изменчивость военной фортуны существенно изменили взгляды казачества на казацкое государство, его географическое пространство и правовой статус, но представления о Руси как о нации с особой территорией, которую защищают ее собственные военно-политические институции, сохранялось в сознании казацких элит нескольких поколений»;

 – «достаточно последовательно я использую термин «нация», когда речь заходит о событиях начала ХVII века, и считаю, что русское и московское сообщества того времени – первые восточнославянские группы, которые приобрели характеристики домодерных наций».

Из двух приведённых выше цитат видно, что в «Происхождении славянских наций…» произошла не национальная идентификация, а полное «самопознание» или конец всем теориям наций и национальных идентификаций в украинистике. Применительно к истории России и истории Украины.

С. Плохий пишет, что казаки нескольких поколений считали себя не казацким государством, а Русью с особой территорией, но тут же говорит о «русских и московских» сообществах как разных «домодерных нациях».

Получается, что «русские» люди стали жить в «украинском казацком государстве», а в «московском сообществе» стали жить «московиты». Куда тогда подевались «русины», к  коим Плохий относил и казаков?

А русские-то куда подевались?

И нам дают ответ: «Русская идентичность, которая развивалась в Великом княжестве Литовском, заложила почву для белорусского национального проекта XIX века».

«Во второй половине XVII века, – пишет С. Плохий, – в Восточной Европе зародился проект создания модерной российской идентичности с открытой границей меж его имперским и национальным компонентами. Он приобрел вполне конкретные признаки в первые десятилетия ХVІІІ века, во времена Петровских реформ. Где-то в то же самое время происходило формирование украинской казацкой идентичности, которая легла в основу украинского модерного национального проекта. Русская идентичность, которая развивалась в Великом княжестве Литовском, заложила почву для белорусского национального проекта XIX века». 

Получается, что во второй половине XVII века, после перехода под руку русского государя, в ходе Руины и начала гетманства И. Мазепы, шло формирование украинской казацкой идентичности, хотя несколько поколений казаков имели представление «о Руси как о нации с особой территорией». Получается также, что формирование «украинской казацкой идентичности» происходило в процессе укрепления казаками российской государственности.

В этой связи уместно вспомнить, что в 2013 году в Киеве была издана книга С. Плохия «Козацький міф. Історія та націєтворення в епоху імперій».

По его мнению, «История Русов» появилась тогда, когда казаки искали своё место в имперской иерархии чинов. А ведь многие украинизаторы писали и пишут, что «История Русов» является первой книгой по истории Украины и украинцев.

Книга С. Плохия «Козацький міф. Історія та націєтворення в епоху імперій»

Завершая большой обзор по украинистике диаспоры, Гарвардского и Альбертского центров украинистики, можно утверждать, что ими проделана колоссальная работа по продвижению украинской тематики на Западе, по переформатированию исторического сознания граждан Украины советского и постсоветского периодов. В настоящее время упор делается на «национальную идентификацию» в Белоруссии и Российской Федерации.

И чем сильнее этот реваншистский натиск украинства, тем заметнее отторжение гражданами Украины националистических идей. Как, например, произошло с отторжением кандидатуры Порошенко на президентских выборах 2019-го.

Предметный анализ текстов издаваемых книг показал, что  до сих пор историческое пространство России, Украины и Белоруссии не разорвано. На Западе его пытаются по-разному интерпретировать, навязывая национальную идентификацию.

Повторюсь, что после 1991 года в России не написали «Историю Украины», а на Украине не написали «Историю России». Потому что нужно писать одну историю. Украинство, а также украинистика диаспорян, представители которой из кожи вон лезут для того, чтобы Россия для Украины, а Украина для России стали «внешней проблемой».   

Но сегодня в этом отношении больше всех «стараются» авторы школьных учебников по истории Украины, даже не институты украинистики США и Канады.