Оборона Пскова: финальный аккорд Ливонской войны

В Ливонской войне 1558-1583 годов, союзников не имея, Русское царство в одиночку противостояло первой в истории коалиции европейских государств, куда входили Ливонская конфедерация (объединение епископств Римской католической церкви, немецких рыцарей Ливонского ордена и городов на землях Ливонии), Великое княжество Литовское, Шведское и Датское королевства. Участие, хотя и опосредованное, приняли в этой войне германские княжества, Англия, Нидерланды и не только: некий «Евросоюз», и «НАТО» того времени в одном лице. 

Напомним: земли Ливонии (территории части современных Эстонии и Латвии), по праву первообладателя принадлежали Руси. Её правителями, киевскими князьями Владимиром, Ярославом и их наследниками, были заложены здесь города Юрьев (позже назывался Дерпт, ныне Тарту), Колывань (Таллинн), Сыренец (Васкнарва), Рига (от русского слова, означающего постройку для молотьбы зерновых в дождливую погоду), и многие другие.

Однако рубеж XII – XIII веков ознаменовался проникновением сюда других претендентов на владычество – орденов меченосцев, Тевтонского и Ливонского. Должный отпор псам-рыцарям дал Великий князь Александр Невский, резко умерив их аппетиты и восстановив статус-кво в регионе. Экономический смысл его успешной военно-дипломатической деятельности состоял, в частности, в обеспечении работы «Северного потока» – обоюдовыгодной балтийской торговли.

Но Русь испытала в это же время сокрушительный удар непреодолимой силы – нашествие монголо-татар. Монгольская империя распалась со смертью Чингисхана на несколько улусов, многие из которых прекратили своё существование в ближайшие 50-70 лет. Тяжкий крест Руси состоял в том, что она стала частью улуса Джучи, именуемого Золотой ордой. Его век оказался самым долгим: 276 лет. В течении этого времени государство-паразит высасывало из покорённых народов все соки.

Осколки Орды: ханства Казанское, Астраханское, Сибирское, особенно Крымское пытались продолжать эту грабительскую практику. В описываемом нами периоде Ливонской войны 1558 – 1583 годов крымчаки совершили за 25 лет 22 крупных набега на московские города; до северных ли земель было тогда нам дело?

Тем не менее они не были забыты. Русской Прибалтикой, скажем так, на правах своего рода аренды владела на тот момент Ливонская конфедерация, вооружённой силой проникшая в наши северные земли, напав на Вышгородок, Гдов, Псков и Изборск. Мы ответили захватом рыцарских замков Тарвасту, Каркус и осадой крепости Феллин. Ливонцы капитулировали, согласившись ежегодно выплачивать Пскову так называемую юрьевскую дань в размере одной гривны, равной немецкой марке, с каждой живой души. Обязательство подтверждали договорами 1503, 1509, 1514, 1521, 1531 и 1534 годов. Но ни разу не заплатили ни копейки.

Более того: действиями ливонцев, шведов и датчан Балтика была превращена в их внутреннее море, а русские купцы лишены возможности напрямую торговать с Европой. Которая по-прежнему нуждалась в русских товарах, однако их можно было продать за бесценок их купцам на своём балтийском берегу. После чего товары перебрасывались в европейские порты и там перепродавались раз в пятьдесят дороже. Как сейчас газ. Европу это устраивает теперь, устраивало и тогда: один рейс в «дикую Московию» превращал любого негоцианта-европейца в богатого человека.

Практику такого эмбарго использовал Ганзейский союз (своего рода ВТО того времени), фактически разорив Великий Новгород. Другим инструментом изоляции Руси послужили санкции: запрет на ввоз на её территорию металлов и средств их обработки, военных материалов и изделий (и много чего иного). На Русь не пропускали нанятых европейских мастеров целого ряда специальностей: их отлавливали на границе, особо упорных в достижении цели своего путешествия сажали в тюрьму.

Невзирая на все эти запреты и ограничения, Русское царство укреплялось и расширялось (при Иване Грозном государство территориально увеличилось вдвое, значительно возросла численность населения, развивались ремёсла, крепла армия). Одно это уже наводило ужас на Европу. Не это ли послужило причиной волны помешательств, обрушившейся на европейскую знать в XVI веке? В этот период сошли с ума 178 рейхсграфов, 21 герцог, ландграф и маркграф, 7 курфюрстов, 58 архиепископов и епископов, император Рудольф II и Альбрехт Фридрих, правитель Пруссии. Последний неизменно ложился спать в полном боевом облачении, ожидая «с минуты на минуту» нападения на его страну русских и турок.

Распространению безумия в немалой мере послужило изобретение Иоганна Гутенберга, которое достаточно быстро было поставлено на нужды «гибридной войны», как ныне принято говорить. В самом начале Ливонской войны некий Георг Бреслейн из Нюрнберга, этакий «Геббельс XVI века», выполняя заказ на демонизирование образа противника, штамповал свои «Летучие листки», в которых «от фонаря» описывал, ярко иллюстрируя «весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии» то есть Ливонии. Прямо как CNN и прочие «голоса» сейчас.

Позже, отправляясь под Псков, Стефан Баторий не забыл прихватить с собой походную типографию, которая регулярно тискала подобные «листовки», информировавшие армию и «европейскую общественность» как об успехах польского оружия, так и о «дикости и звериной лютости московитов», формируя соответствующее антирусское общественное мнение, основанное на лжи, ненависти и коварстве.

Польшу Пилсудского («Вторую Речь Посполитую») принято называть «Уродливым детищем Версаля». Её прародительница, первая Речь Посполита, была не менее уродливым порождением Ливонской войны, образовавшимся примерно в середине этого конфликта, в 1569 году, в результате так называемой Люблинской унии, вызванной «главным образом „московской угрозой“». Первый король, французский герцог Генрих Валуа, вскоре сбежал из этого Содома, именуемого «республикой двух народов». Тогда, окрутив его со много старшей по возрасту королевной Анной Ягеллонкой, на престол Речи Посполитой возвели трансильванского князя Стефана Батория.

Не Наполеон, а именно Баторий первым собрал для похода на Россию «Великую армию», насчитывавшую, по оценкам ряда историков, до ста тысяч человек, самую большую в Европе: послав «листы позвательные во всю Литовскую землю, во иные же страны и во многие языки…». Помимо поляков и литовцев, под знамёна Батория стали в первую очередь шведские и венгерские наёмники; присоединился даже отряд шотландцев из 2 тысяч человек, всего 17 «языков», то есть народов.

Армия была снабжена отлично: на сейме в Кракове (он был тогда столицей) Баторий убедил польско-литовскую знать пошире распахнуть кошельки на войну, обещая щедро расплатиться с «инвесторами» за счёт захваченных русских земель, тотальных грабежей и прочих «контрибуций».

На посулы повелись и магнаты, и мелкая шляхта. Заимодавцы поверили, ибо в предыдущих походах (1579 и 1580 годов) Баторий захватил Полоцк, взял крепость Сокол, разорил Великие Луки. От Чернигова до Ярославля польские отряды грабили всё подряд. Однако всякий раз спасались постыдным бегством, встретившись с подразделениями русской регулярной армии (пример – битва при Настасьино).

«Большой поход» (третий, и последний) Баторий начал с посылки требований к русскому царю без боя отдать ему Псков, Новгород и Смоленск, ибо силы его неисчислимы, а сопротивление бессмысленно. Этим ему открывалась дорога на Москву, истинную цель военного мероприятия.

«Великая армия» появилась под стенами Пскова в середине августа 1581 года. Видом огромного города-крепости, подобных которому Польша не имела, Баторий был поражён. Его секретарь – ксенз Пиотровский – отразил это настроение в своём дневнике: «Господи, какой большой город! Точно Париж! Помоги нам, Боже, с ним справиться!..»

Спеси у захватчика от вида этого величия (10 километров неприступных валов, 40 башен с бойницами разноэтажного боя), впрочем, не поубавилось. Под стенами крепости Баторий провёл военный парад, демонстрируя силу, и забросал город стрелами, к каждой из которых была привязана листовка, склонявшая защитников сдаться. Псковичи дали ответ, пустив его ляхам тоже на стреле: «Все готовы есме умрети за свою веру и за своего государя, а не предадем града Пскова, ни покоримся прелесным твоим глаголом. Ни один из младоумных в граде Пскове не последует твоему совету, из степенных же и зрелых мужей в Пскове никто даже слушать не будет о твоем безумном умышлении. Готовься к битве с нами, а кто кого одолеет, то Бог покажет».

Баторий применил против Пскова всевозможные ухищрения военной науки: мощные обстрелы стенобитными орудиями, массовые яростные штурмы, многочисленные подкопы с целью обрушить стены. Но всё тщетно. Стены восстанавливались, штурмы отбивались с огромным уроном для нападавших, подкопы нейтрализовывались встречными сапами. Защитники Пскова, в свою очередь, совершили 46 успешных вылазок, каждый раз нанося невосполнимый ущерб противнику.

В ноябре Баторий понял всю тщетность усилий взять твердыню, и отъехал в Польшу, повелев своему заместителю Яну Замойскому Псков «стоянием выстояти или гладом выморити». Гетману на самом деле нужно было не Псков брать, а шкуру свою спасать: половина войска ушла с королём, другая стремительно таяла из-за нападений русских ратников, бескормицы и рано ударивших морозов. Началось повальное дезертирство, поскольку казну исчерпали, жалование наёмникам платить перестали, «комедия» была окончена.

Спасением для остатков «великой армии» Батория стало подписание 15 января 1582 года (по новому стилю) Ям-Запольского мирного договора, завершившего 25-летнюю Ливонскую войну. По его условиям военные действия с обеих сторон прекращались, мир устанавливался на принципах status quo ante bellum («ситуации, которая существовала до войны»), а не uti possidetis (согласно которому каждая сторона сохраняла бы за собой ту территорию и собственность, которой владела в конце войны).

Две недели спустя, 4 февраля (ровно 440 лет тому назад), потрёпанное польское войско,– совсем не похожее на то, каким оно заявилось сюда полгода тому назад, – ушло из-под Пскова. Реванш за это поражение ляхи попытались взять в 1872 году, 150 лет тому назад, когда в Париже была представлена публике картина Яна Матейко «Баторий под Псковом».

Успех живописного вранья Матейко основывался на многочисленных скрупулёзно выписанных художником деталях (примерно как в сериале HBO «Чернобыль»), что полностью заслоняло «фантастический», мягко говоря, сюжет. Владыка псковский Киприан никогда не подавал коленопреклоненно «неутомимому аспиду» и «злоядовитому змею», как он назван в русских источниках, хлеб-соли. Его место было совершенно иное, что и отражено на другой картине про осаду Пскова, художника Карла Брюллова (заглавная иллюстрация).

Не было и согбенных русских вельмож, смиренно просящих о мире. Только мужество защитников Пскова заставило Батория снять осаду: «Виде же сие гордый краль, яко никоими образы, ни злыми замышлении не возмогоша град взяти, и повеле рохмистом с гайдуки в страны отитти и наряд (пушки) отволочити».

Ям-Запольский мир заключался на 10 лет (фактически этот срок растянулся на 27 лет, до начала войны 1609-1618 годов), что уже говорит о многом. Русской земли по нему мы не отдали ни пяди. Ливонию пришлось уступить на время балтийским хищникам. Но всё потерянное, и с большим прибытком, вернул сто с небольшим лет спустя другой великий государь: царь Пётр I Алексеевич.

Заглавная иллюстрация: «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году». Художник Карл Брюллов