Последняя измена гетмана Мазепы

Забыт Мазепа с давних пор!
Лишь в торжествующей святыне
Раз в год анафемой доныне,
Грозя, гремит о нём собор.

А. С. Пушкин,
«Полтава».

Строки, предваряющие статью, выглядят ныне на Украине анахронизмом. Поскольку созданную по законам апокрифа, выхолощенную до состояния «жития» биографию «мятежного гетмана» навязывают для изучения детям в школах и вузах. Его имя носят улицы и населённые пункты. Майданной властью установлены его бюсты и два памятника: в Коломаке (в 2017-м) – на месте «избрания» его в 1687 году гетманом Войска Запорожского, и годом ранее – в Полтаве, городе, в котором он никогда не бывал, и куда намеревался войти на плечах солдат шведского короля Карла XII.

Но на момент издания поэмы (1829 год) поэтический пассаж выглядел весьма актуальным. Мазепа, как историческая личность, и правда был ровно 120 лет как «забыт». При этом раз в год, 17 марта, в день празднования Торжества православия, ему, «второму Иуде», в числе прочих еретиков и отступников, собор (вся совокупность православных церквей), действительно «гремел анафему».

Пушкинское «забыт Мазепа…» – безусловно, метафора. Современник поэта Алексей Лёвшин, издавший в 1816 году в харьковской университетской типографии свои знаменитые «Письма из Малороссии», писал по данному поводу: «Малороссияне пламенно любят отчизну свою и помнят славу предков своих, ненавидя тех из них, которые очернили имена свои презрительными поступками. Нет для них ничего ужаснее, как имя Мазепы. Они забывают себя от ярости при сём ругательстве».

Именно как ругательство приводит это слово в своём сборнике «Украинські приказки, прислівъя и таке инше» (1864 г.), самом первом из подобных в Малороссии, собиратель фольклора и издатель М.Номис (М.Т. Симонов).

Тем не менее, прав был великий русский поэт, употребив слово: «забыт». Известно, сколь «разгромной» критике подверглась после опубликования его поэма «Полтава» (в которой с исторческой точки зрения никаких изъянов нет). Критиковали Пушкина те, кто имел смутное представление о предмете спора, ибо Мазепа действительно отчасти был покрыт мраком забвения, но делали это столь яростно, что Александру Сергеевичу пришлось дать письменную отповедь своим зоилам*.

Лучшим же ответом тогдашним «знатокам истории» стала первая научная биография «Жизнь Мазепы», написанная Д.Н. Бантыш-Каменским пять лет спустя после «Полтавы», в 1834 году. Связь этих произведений несомненна: Дмитрий Николаевич даже предпослал своему исследованию в качестве эпиграфа именно те строки из поэмы, о которых речь. При этом трудно представить себе более подходящего автора, возложившего на себя столь трудную миссию: явить обществу истинное мурло Мазепы.

Дмитрий Николаевич был сыном Н.Н. Бантыш-Каменского, историка, археографа, издателя, актуариуса в Московском архиве Государственной Коллегии иностранных дел, затем управляющего Московским главным архивом. И внучатым племянником С.К. Зертис-Каменского, переводчика восточных языков при гетмане Мазепе. Д.Н. Бантыш-Каменский строил своё исследование на материалах архивных хранилищ, публикациях своего родителя, печатное наследие которого составляют десятки томов, возможно, и семейных преданиях от деда, Степана Константиновича, наблюдавшего предмет исследования внука воочию.

Биография Мазепы прослеживается Д.Н. Бантыш-Каменским с 1597 года, когда предок его, «будучи Полковником, [был] сожжён Поляками в медном быке вместе с несчастным Гетманом Наливайкою» (итог неуспешного восстания казаков против польского владычества). «Неизвестно чем служил отец его», – пишет автор, а сам Иван Степанович «родился 1644 года в селе Мазепинцах, Киевской губернии, близ Белой Церкви».

Стараниями современных мазепинцев мятежному гетману добавили пять лет жизненного стажа, и твёрдо определили дату рождения: 20 марта 1639 года (что не факт, однако необходимо для чествования «национального героя»). 

Занятием отца, Адам-Степана, будто бы являлось исполнение должности подчашего Черниговского. Чин никчемный, нечто вроде второго официанта при старосте или воеводе, но суть в том, что ему удалось отправить своего отпрыска на учёбу, «где тот, воспитанный в Польше Езуитами, обучился совершенно Латинскому и Польскому языкам, узнал отчасти Немецкий и перенял у воспитателей своих искусство лицемерить, если не превзошел даже их в сей науке…».

В относительно небольшой, размером чуть менее ста страниц, книге Бантыш-Каменскому удалось проследить полный жизненный цикл своего героя – начиная от скандала, устроенного им при дворе польского короля Яна Казимира, чуть не стоившего юному придворному жизни, шашней с пани Фальбовской, разъярённый муж которой приказал вывалять незадачливого любовника в смоле и перьях, привязать голым к спине необъезженной лошади и пустить обезумевшее животное в степь: в таком виде и прибыл будущий гетман в Малороссию, место своей славы и позора. 

Добрых две трети всей «мазепианы», включая одноименную поэму Байрона, живописные полотна Луи Булянже, Ораса Верне, Теодора Шассерио и прочих относятся именно к этому пикантному эпизоду, но никак не к деяним Мазепы на государственном поприще. Совращению несовершеннолетней дочери В.Л. Кочубея, Мотроны (в поэме «Полтава» - Марии), своей крестницы, что церковь приравнивала к инцесту, Бантыш-Каменский отдал немало места в своём исследовании. Оно логично завершало описание круга блудных похождений престарелого развратника, и подтверждало сюжет поэмы Пушкина.

«…Попробуйте-ка определить, кем был Мазепа, - писал Олесь Бузина в очерке „Мазепа – слуга пяти господ“. - „Покоевым шляхтичем“ польского короля Яна-Казимира – раз. Ротмистром надворной хоругви правобережного гетмана Дорошенко, союзника Турции и врага Польши, – два. Генеральным есаулом при левобережном гетмане Самойловиче, враге Дорошенко и вассале Москвы – три. Гетманом Войска Запорожского Его Царского Величества – четыре. Союзником короля Швеции Карла XII, врага его царского величества – пять…». Все пять – измены, измены, измены.

Но было и «шесть»: попытка Мазепы снова переметнуться от Карла XII на сторону Петра I. Впервые об этом написал именно Бантыш-Каменский. Дмитрий Николаевич свидетельствовал: «Миргородскій Полковник, Апостол, первый оставил изменника… Мазепа предлагал, чрез Апостола, Обладателю Россіи выдать Короля Шведскаго с первейшими Генералами в руки Россіян, если даровано ему будет прощеніе, возвращено Гетманское достоинство; но Петр Великій не полагался более на уверенія клятвопреступника, – хотя и велел Графу Головкину обнадежишь его в прежней своей милости».

Данное обстоятельство в корне разрушает упорно насаждаемый миф о Мазепе – борце против «московской тирании» за «свободу и независимость Украины» (которой не было в принципе). Повергает в прах и домыслы относительно «украино-шведского военного союза»: ещё одну мифологему, не имеющую никаких документальных подтверждений, но постоянно навязываемую.

Для цельного восприятия сей персоны следует также помнить, что два года спустя после его «избрания» гетманом, 25 июля 1689 года, Мазепа дал свою письменную присягу на верность царям Иоанну Алексеевичу, Петру Алексеевичу и их соправительнице царевне Софье. Документ сохранился. За нарушение клятвы по действовавшему Соборному уложению 1649 году, наказание полагалось одно: смертная казнь.

За его «верные и усерднорадетельные службы» Мазепа был вторым, после боярина Ф.А. Головина, пожалован высшей государственной наградой – орденом Святого Андрея Первозванного. Помимо надаренных ему царём ценных вещей, перечень которых занял бы сотни страниц текста, жалованы были Мазепе вотчины – «Ивановские (Старую и Новую), Гузомойскую и Омонскую слободы с деревнями и слободками Рыльского уезда» (современная Курская область), что делало его независимым от ранговых (на время исполнения обязанностей) маетностей, и превращало в крупного крепостника-землевладельца.

Оплачено это было чёрной неблагодарностью: «Не довольствуясь любовию и безпредельной доверенностью Государя, возжелал он быть владетельным Князем в Польше и, для удовлетворения своих честолюбивых видов, обязался отторгнуть отчизну от древняго ея состава и соотчичей от веры опщов их», - пишет Бантыш-Каменский. И вопрошает: «Где великость души, заслужившая ему, по словам иностранных Писателей, безсмертную славу? Вменяя ни во что священнейшие обязанности, Мазепа имел в виду личныя только выгоды, и сошел с поприща света с таким же безславием, как и явился».

Попутно древний историк разоблачает и байки про Мазепу, как мецената и церковного благодетеля: «Любочестіе измінника простиралось до того, что на иконостасах, колоколах, окнах и даже в олтарях находились изображения герба его; а на однех Царских вратах в Киеве видели портрет Мазепы еще в начале Государствования Императрицы Елисаветы Петровны». Любочестие трактуется в православной традиции как грех и проявление страсти гордости.

…Мазепа обещал Карлу XII выставить под его знамёна 50 тысяч сабель, мощное пополнение тяжёлой артиллерией и огневыми припасами, сытую зимовку в Малороссии. В действительности ему удалось обманом увести на соединение с шведской армией лишь порядка 3 тысяч казаков и некоторую часть старшины. Однако после взятия Меншиковым Батурина ни о какой помощи пушками, порохом и съестными припасами не могло быть и речи.

Отощавшее и пообносившееся шведское войско отнюдь не походило на ту «сильнейшую армию Европы», которая рисовалась в воображении Мазепы в качестве победительницы русской армии. Пройдоха понял, что крупно просчитался. Но полагал, что ещё не всё потеряно, и царское расположение можно вернуть, дело лишь в «цене вопроса». Ибо, «послужив двум королям и одному царю, Иван Степанович Мазепа рассматривал предательство как норму жизни и использовал его для достижения личной выгоды. [Вот почему] Само его имя стало символом низкого и подлого предательства», – пишет Н.Ю. Болотина, сотрудница Российского государственного архива древних актов (РГАДА).

К проблематике последней, шестой измены гетмана Мазепы обратился и крупный современный историк В.А. Артамонов. В своей книге «Полтавское сражение» он ввёл в научный оборот ряд новых документов, обнаруженных им в архивах, в частности – в папке с выразительным заголовком «Писма, что писаны к Мазепе по измене ево фальшивые от канцлера» (Г.И. Головкина). Вполне осознавая, что предложения Мазепы привести к нему в качестве пленников шведского короля вкупе с «первейшими Генералами» суть авантюра с нулевыми шансами на успех, государь, тем не менее, повелел поддерживать с ним переписку, не исключая возможности «поймать бывшего гетмана в западню». 

Заговор не удался: с одной стороны, Мазепа стал требовать от Головкина «международных гарантий безопасности» после совершения своего коварного умысла, что было, понятно, нереально. С другой – шведы, видимо, что-то пронюхали, и бывший «союзник» сразу превратился в «почётного пленника». Экс-гетман стяжал обильные плоды своего предательства.

Мало того, что малороссийский народ остался верен единоверному государю – даже ближайшие соратники при всяком удобном случае уходили от Мазепы в русский лагерь. «Во время бегства по „Дикому полю“ шведам приходилось „плотно окружать“ Мазепу, так как казаки хотели поднять против него „ребеллию“… Под Очаковым казаки в числе 4-5 тысяч вообще собрались выдать экс-гетмана русской погоне..» (В.А. Артамонов).

Вскоре наступил и закономерный бесславный конец: затравленный страхом, Мазепа принял в Бендерах 21 сентября 1709 года яд. Промучившись сутки, помер.

По другой версии его заживо заели вши. 

_________________

* Зоил - литературный критик IV века до н. э., устраивавший «разносы» Гомеру, благодаря чему прославился, а имя его стало нарицательнельным для критиков завистливых, мелочных, язвительных и глупых.

Заглавная иллюстрация: «Карл XII и Мазепа на Днепре» (после Полтавской битвы). Художник Густав Седерстрём