Мыкола Хвылевой: «Ми були найщирішими комуністами»

Мыкола Хвылевой - Николай Григорьевич Фителев

Более полувека были под запретом произведения Мыколы Хвылевого — одного из наиболее известных украинских писателей эпохи модернизма. Его второе рождение произошло в эпоху перестройки и гласности, когда  стал набирать силу процесс возвращения в литературу запрещенных книг и имен.  И вот его имя уже значится среди классиков украинской литературы.

Но не такой уж простой и счастливой оказалась эта «вторая жизнь» писателя. В какие только рамки ни пытаются втиснуть творчество Мыколы Хвылевого! Некоторые ретивые почитатели определили его в борцы «с московско-большевистским мракобесием и реакцией тоталитарного режима». Иные называют «чекистским палачом». Другие, напротив, пытаются оспаривать чекистское прошлое писателя. Его называют то жертвой «расстрелянного возрождения», то «трагическим адептом революции». Его имя внесли в «святки» борцов за украинскую идею как мученика. А в советское время Хвылевого считали убежденным националистом и упрекали за симпатии набирающему силу итальянскому фашизму... Однако любая схема всегда трещит по швам, потому что реальность намного сложнее. Одно непреложно — жизнь и творчество Хвылевого кровно связаны с революцией и гражданской войной.

Начнем с революции... Все знают, что, прежде всего, это кровь и насилие. Но есть и другая сторона медали — романтика, ветер благих перемен, воодушевление, необъяснимый прилив сил, вдохновения, творческой энергии.  Удивительный факт: всплеск искусства и литературы происходит, как правило, не в стабильной стране с четырехразовым питанием и умиротворяющим видом на Женевское озеро, а в самых «горячих» точках планеты. Достаточно вспомнить, какой импульс дали литературе, театру, искусству «золотые двадцатые» годы в охваченной революционным движением Германии.  А чем, как не логическим следствием Кубинской революции, можно объяснить бум латиноамериканской литературы? Примерам несть числа. Сейчас даже трудно представить, как в завьюженной голодной Москве времен военного коммунизма умирающий Вахтангов поставил свою лебединую песню, спектакль «Принцесса Турандот»! И в этом параде головокружительной театральности, масок и шалостей покидающий нас гений декларировал новый образец игрового театра...

А сколько блистательных имен родилось в это грозное время!  В начале 20-х годов в Украине были изданы два поэтических сборника «Молодость» (1921) и «Рассветные симфонии» (1922). Стихи, овеянные  романтической верой в идеалы революции, принадлежали молодому автору Николаю Фитилеву, который взял себе романтический псевдоним Мыкола Хвылевой. Оба сборника были высоко оценены критикой, в частности украинским публицистом и историком литературы Сергеем Ефремовым…

Будущий классик украинской литературы был русским по национальности,  родился в Ахтырском уезде Харьковской губернии в семье учителя 13 декабря 1893 года. Весь строй его страстной неуемной натуры проявился уже в отрочестве, когда юный мятежник стал членом украинского революционного кружка. Видимо, поэтому после четвертого класса его исключили из гимназии. Обуреваемый революционными мечтаниями 16-летний юноша отправился на заработки. Работал на заводе в Дружковке, в Таганроге и Горловке, других городах и поселках. Пытался заниматься революционной агитацией. «Ни в одном из названных мест я не уживался, потому что не мирился с существовавшей тогда эксплуатацией труда, потому что чувствовал себя одиноким и меня тянуло к босяцкой вольнице». Так иронично напишет Хвылевой об этих годах своей жизни.

Грянул 1914-й. Николай Фителев в окопах Первой мировой. Здесь он тоже занимается революционной антивоенной агитацией. Февраль 1917 года застал Фителева на румынском фронте. Вскоре он становится членом полкового солдатского Совета.  В конце 1917-го Николай возвращается на Харьковщину, и здесь его полностью захватывает революционная стихия, он принимает участие в организации «селянских спилок» - массовой профсоюзной организации, объединявшей бедных крестьян Украины.

В период немецкой оккупации Фитилев на нелегальном положении. Работает в «Союзе безработных солдат» в Харькове, организовывает повстанческий отряд в Рублевской волости Богодуховского уезда. В апреле 1919 года Фителев вступает в партию большевиков, активно участвует в установлении советской власти. По некоторым данным, в этом же году он был назначен одним из руководителей Богодуховской ЧК...

Уже будучи писателем и взяв себе псевдоним Хвылевой, Николай Фитилев с гордостью говорил о своем чекистском прошлом и называл себя «чекистом - чернорабочим революции». 

Но революция  -  это не только романтика, но и трагедия, которая привела к гражданской войне, к гибели миллионов людей... А в тех, кто выжил, крепко засела идея революционного насилия, ей было отравлено все общество: свой — чужой, брат на брата, кто не с нами, тот против нас!  Вспомним стихотворения знаменитых поэтов того времени, к примеру  Владимира Маяковского:

Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше слово, товарищ маузер.

Вот как видел это время создатель стихов о Прекрасной Даме Александр Блок:

И, наконец, стихи Мыколы Хвылевого:

Що нам морок, що нам смуток?
Ми йдемо — наперекір,
Ми — весни найперші гуси,
Наші дні — червоний вир.

Все это красноречиво свидетельствует о том состоянии, в котором пребывали как сами поэты, так и окружающее их общество.  «Червоний вир» завертел в своем круговороте всех тех, кто его воспевал и призывал.

В кровавом вихре гражданской войны рождается и новая проза, и новые герои, которые тоже поражены вирусом насилия.  Во имя «светлой идеи» без признаков волнения на лице они посылают на смерть своих самых близких родственников. Любовь Яровая, героиня пьесы Константина Тренева, «сдает» мужа-белогвардейца товарищам по оружию. В «Конармии»  Бабеля мальчик-красноармеец диктует автору письмо, в котором рассказывает, как старший брат пытал отца, потому что тот был врагом. Когда перед Марюткой, героиней рассказа Лавренева «Сорок первый», встает выбор: любимый мужчина или революция, она убивает любимого, так как революция превыше всего...

Самое удивительное — читающая публика усматривает в этом особую доблесть!

В череде подобной литературы стоит и новелла Мыколы Хвылевого  «Я (Романтика)». Герой, руководитель местного ЧК, во имя идеалов революции приговаривает свою мать к расстрелу.  Но в терзаниях героя — стоила ли революция такой жертвы — можно уловить сомнения самого автора.

В 1921 году Хвылевый переезжает в Харьков и активно включается в литературно-художественную жизнь. Выходит сборник его прозы «Синие этюды» (1923), который становится новым этапом в развитии послереволюционной украинской литературы.

В 1923 году на XII съезде РКП (б) было положено начало политики, которая в истории получила название «коренизация». Основной ее целью было укоренение структур власти, состоящих из местных кадров, во всех советских республиках. В Украине разновидность этой политики получила название «украинизация».

«Украинизация» стала официальной линией большевистской партии и предполагала воспитание кадров из представителей коренной национальности, предоставления им ключевых постов в партийном и государственном аппарате, внедрение в работу партийного, государственного аппарата украинского языка, организация и открытие школ и других учебных заведений с обучением на украинском языке, распространение употребления украинского языка во всех сферах общественной жизни, выпуск украинских газет, книг, журналов, возрождение и развитие украинской культуры, развитие национальной науки, создание соответствующих условий для национального культурного развития Украины.

В 1923 году Хвылевой в центре литературной жизни Харькова. Он стал одним из организаторов литобъединения «Гарт», а через два года инициировал создание ВАПЛИТЕ (Вольная академия пролетарской литературы). Политику украинизации он горячо поддерживал и начал творчески развивать ее идеи, став инициатором литературной дискуссии 1925-1928 годов. В своих памфлетах он выступил под лозунгами: «Геть від Москви» и «Орієнтація на психологічну Європу».

Провозглашенный Хвылевым призыв «Геть від Москви!» как бальзам на душу для нынешних сторонников «европейского выбора». Но вот конфуз: на самом деле  в понимании Хвылевого есть две России и две Европы. В обоих случаях одна сущность его отталкивает, вторая же вызывает благоговение: «Є дві Росії: Росія «Краснопресненських» районів, Комінтерну і ВКП, і Росія Сухарєвської крамарихи та жидкобородого «богоискателя». <...> Велика Жовтнева революція «перевернула» в галузі мистецтва не «старе розуміння літератури»,.. а ті будинки, що в них жили буржуазні прихвосні — Мережковські, Купріни, Буніни...».  По приведенной цитате предельно ясно, какие ценности в России Микола Хвылевой принимает, а какие не приемлет.  Все, что связано с революцией и прогрессом, по душе писателю, а вот  мещанско-мессианский дух и идею Спасителя он с возмущением отвергает.

Одним словом, «Отречемся от старого мира!». Разве это не напоминает глашатая плебейской «улицы» Маяковского, который повел наступление против всех вершин старой культуры. Еще в 1912 году Маяковский, Хлебников,  Бурлюк и Крученых провозгласили в первом манифесте футуризма: «Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросим Пушкина, Достоевского и Толстого и проч. с Парохода Современности».  Маяковский и его друзья-футуристы сразу заняли позицию полного отрицания всей старой  поэтической культуры. Социально-политическое значение этого «нигилизма»: «Нам слово нужно для жизни. Мы не признаем бесполезного искусства. Каждый же период жизни имеет свою словесную формулу. Борьба наша за новые слова для России вызвана жизнью. Развилась в России нервная жизнь городов, требует слов быстрых, экономных, отрывистых, а в арсенале русской литературы одна какая-то барская тургеневская деревня».

Что же до традиции европейской, то и здесь Хвылевой выбирает лишь то, что соответствует идее мировой революции: «Що ж таке Європа? Європа — це досвід багатьох віків. Це не та Європа, що її Шпенглер оголосив «на закаті», не та, що гниє, до якої вся наша ненависть. Це — Європа грандіозної цивілізації, Європа — Гете, Дарвіна, Байрона, Ньютона, Маркса і т. д., і т. п. Це та Європа, без якої не обійдуться перші фаланги азіатського ренесансу... Ми не безсилі епігони, ми відважні піонери в яскравий світ — комунізм».

Ни о каком «европейском выборе» в нынешнем понимании здесь не было и речи: «Західне суспільство природно йде до стану духовної імпотенції». Поэтому в будущем роль двигателя прогресса Хвылевой видел не в «загнивающей» Европе, а в «пробуждающейся» Азии: «Азіатський ренесанс визначається не тільки відродженням класичної освіченості, але й відродженням сильної й цільної людини, відродженням нового типу відважних конкістадорів, що за ними тоскує й європейське суспільство»...

Следование идеям сильной и цельной личности и необходимости революционного преобразования общества при общем атеистическом мировоззрении вполне закономерно приводит Хвылевого к симпатизированию фашизму: «Фашистська мужня цільність мусить бути ближчою нам від рідної розляпаної психіки <...>  Колись Копернік вносив у світогляд сумніви, Ньютон з'ясував світовий порядок. Сьогодні фашизм прийшов цей порядок зміцнити. І хоч цей прихід запізнілий, але це досить вдала й вчасна вилазка: темперамент фашизму не може не викликати симпатію».

Сегодня подобные заявления шокируют. Однако на заре возникновения итальянского фашизма, казалось, ничто не предвещало ему столь бурной и кровавой судьбы. Теоретики фашизма, особенно Бенито Муссолини, с большой долей идеализма и романтики относились к организации молодежного движения в стране, культу  молодости, обновления и «пробуждения нации».  В их гимне есть слова: «Молодость – это весенние воды, в фашизме спасение нашей свободы».

От такого «триумфа воли» на Хвылевого будто вновь повеяло вешним ветром революции. Той революции, которая в его стране словно переродилась — в это время была провозглашена новая экономическая политика. Возник одетый с иголочки, сытый, идущий к власти класс — мещанство. Он крайне резко и зло отзывался об этой «плесени нэпа». Разочарование революционно-настроенной интеллигенции Хвылевой воплотил в своей «Повести о санитарной зоне».

С другой стороны, он до конца оставался верным учению Маркса и Ленина. В своей предсмертной записке Микола Хвылевый написал: «Арешт Ялового — це розстріл цілої Генерації... За що? За те, що ми були найщирішими комуністами? Нічого не розумію. За Генерацію Ялового відповідаю перш за все я, Микола Хвильовий... Страшенно боляче. Хай живе комунізм. Хай живе соціалістичне будівництво. Хай живе комуністична партія».

Для  Хвылевого  предательством идеалов революции была политика НЭПа в 20-х, отказ от идеи мировой революции, сворачивание «украинизации»…

Все это было концом его революции, концом жизни «найщирішого українського комуніста» Мыколы Хвылевого.

Памятник на могиле М. Хвылевого, восстановленной на Иоанно-Усекновенском кладбище города Харькова