Страсти вокруг мовы

В связи с карантными мероприятиями на Украине где-то на дальнем плане затерялось (точнее, затёрлось)  сообщение о возбуждении уголовного дела против продюсера телеканала «1+1» Алёны Еремеевой. Причиной преследований стали её высказывания о недостаточной популярности украинского языка у украинского же телезрителя.

И это снова возвращает нас к проблеме функционирования украинского языка на Украине.

Этой проблеме столько же лет, сколько и украинской самостийности. Помнится, в самом начале 1990-х киевский официоз, оправдывая подавление русского языка, вещал: в Польше – польский язык, во Франции – французский, на Украине должен быть украинский. В Швейцарии четыре официальных языка, но об этом официоз помалкивал. Да и во Франции ещё жив целый ряд региональных языков и диалектов, а не только французский. В Испании – вовсе не только испанский язык, а для Канады, Австрии, Бельгии и множества других стран упрощённая линейная модель «какая страна, такой и язык» вообще, не подходит. Нет в Канаде канадского языка, в Австрии австрийского, в Бельгии бельгийского, но есть английский, французский, немецкий, голландский.

Еремеева, напомним, осмелилась сказать следующее: «Найти тональность украинского языка, чтобы зритель его воспринимал, достаточно непросто. Мелодрамы на украинском языке смотрятся хуже, чем комедии».

Человек в довольно корректной форме выразил своё профессиональное мнение о продукте, который приходится производить её телеканалу. Этого оказалось достаточно, чтобы на Еремееву посыпались обвинения в унижении украинской мовы.

Мова объявлена на Украине священной коровой, в достоинствах которой нельзя сомневаться никому. Из «казуса Еремеевой» мы видим, что недостаточно восторженный образ мыслей о мове может обернуться возбуждением уголовного дела.

Звание языка присвоено украинской мове авансом и по политическим соображениям. На самом деле украинский язык – это диалект литературного русского языка. Таковым он всегда и считался, и чувствовал себя на этом месте вполне комфортно, пока не появилась в некоторых воспалённых мозгах идея назвать его языком. Благодаря применению административного ресурса украинской мове удалось стать чем-то большим, чем просто диалект, но не удалось стать настоящим литературным языком в полном смысле слова.

Научное отличие языка от диалекта в том, что языковые нормы кодифицированы и занесены в словари и грамматические справочники, а диалектные пребывают в «свободном плавании». С языком можно познакомиться по учебникам и словарям, с диалектом лучше знакомиться через общение с его носителем. Да, есть учебники, грамматические справочники и словари украинского языка, но это учебники и словари диалекта, который, во-первых, находится в законсервированном состоянии, во-вторых, в стадии перманентного и никогда не заканчивающегося перехода от звания диалекта к званию языка.

В литературном языке речь XVIII в. имеет заметные стилистико-грамматические отличия от речи века сегодняшнего. В украинской мове этого нет: как говорили несколько веков назад, так говорят и сейчас, отличие лишь в исчезновении старых и появлении новых слов, но стиль остаётся тем же. Поэтому в украинской литературе речь царского вельможи по стилю ничем не отличается от речи пахаря, а речь пахаря – от речи образованного современника.

Не получится перевести на украинский строки из акафиста Пресвятой Богородице «Младопитательнице, древо благосеннолиственное» или фразу из культовой кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию» «Пренебесному селению, преподобному игумну Козьме царь и великий государь Всея Руси челом бьёт», дабы передать атмосферу и быт царского двора эпохи Иоанна Грозного.

Нет ни одного произведения классической украинской литературы, чей сюжет разворачивался бы исключительно в высших социальных или интеллектуальных слоях общества (дворянство, священничество, научные работники). Украинская литература, как и украинская мова, будучи сельскими по происхождению, видят в селянине главный литературный образ.

На эту особенность указывал ещё литературный критик Виссарион Белинский, за что жутко ненавидим нынешними украинскими горе-«патрiотами», далёкими от филологии и литературы. Гоголь видел в поэзии Шевченко «слишком много дёгтя», а ведь Кобзарь – это вершина украинского литературного Олимпа.

Факт пребывания украинской мовы где-то между диалектом и языком, и ближе к первому, чем ко второму, подтверждается непрекращающимся импортом слов из русского языка. Своими силами мова обойтись не в состоянии. Чисто на украинском невозможно снять детектив, потому что отсутствует уголовный жаргон. Невозможно снять и фильм про аристократию, потому что в таком фильме речь аристократа ничем не будет отличаться от речи рудокопа. Невозможно снять фильм о войне, потому что речь героев будет звучать неестественно, так как даже украиноязычные солдаты общаются на войне с обильными вкраплениями русских слов. Не говоря уже о том, что вся военно-техническая терминология взята из русского языка.

Язык, включая в себя социальные диалекты, покрывает все сферы коммуникационной действительности, от хулиганской подворотни до научной лаборатории. Диалект функционирует лишь в ограниченном языковом пространстве, у него не хватает лексических средств, чтобы заменить собой полнокровный язык. Представьте, что перед закарпатским диалектом вдруг поставят задачу заменить собой всю украинскую мову. Понятно, что у закарпатского диалекта ничего не получится. Так же, как не получилось бы у вологодского или костромского говора заменить собой весь русский язык. Закарпатский говор – такой же диалект, как и украинская мова, такая себе «языковая матрёшка», диалект в диалекте. Но киевский официоз, яростно выступавший за дробление русского языка на более мелкие региональные подвиды – украинский, белорусский, - отказывается дробить украинскую мову на её региональные подвиды – галичанский, закарпатский и т. д. Вот такая языковая демократия.

На Украине мы имеем стандартный вертикальный языковой континуум из трёх элементов – акролекта, мезолекта и базилекта. Акролект образно именуют «языком дворца», базилект – «языком площади». Мезолект занимает промежуточное положение. Украинский язык – это мезолект, стоящий между русским литературным языком (акролект) и говорами Галичины, Закарпатья и т. д. (базилекты). В такой ситуации нет ничего зазорного, подобная картина есть во многих странах. Но она показывает, что украинская мова, будучи по факту диалектом, обречёна на вечную, но безуспешную борьбу за звание полнокровного языка, которое ей, впрочем, не нужно. Украинский говор служил прекрасным эмоциональным украшением литературного русского языка, своего рода литературной приправой для передачи определённых региональных особенностей. За это его и любит зритель и читатель. Популярность таких кинокартин как «Максим Перепелица», «Свадьба в Малиновке», «За двумя зайцами» говорит сама за себя.

Украинская мова в звании языка нужна украинским политикам, а не Украине и украинцам. Мовой они хотят построить стену между собственными гражданами и русской культурой, но это плохо у них получается. Поскольку диалекту всегда не хватает лексических средств, он вынужден их «воровать» из других языков и выдавать за свои. В украинской мове есть русское слово «холодно» и польское «зимно», есть русская «краса» и польская «врода», «поезд» (по-русски) и «потяг» (от польского «почёнг»).

Нарочитое заимствование грамматических и фонетических норм – ещё одна характеристика диалекта, желающего быть языком. Так в украинской мове появились взятые из польского катедра и Атены (кафедра и Афины), пальта и кина (пальто и кино во множественном числе) и много прочего, украинскому наречию не свойственного. Причина подобных заимствований сугубо политическая, не имеющая ничего общего с коммуникационной функциональностью языка.

И совсем смехотворно выглядят попытки объявить войну тысячелетнему наследию Руси – церковно-славянскому языку, оказавшему колоссальное влияние на культуру восточных славян, и заменить его украинской мовой. Сакральная фраза «Внемлем Господу» приобретает прозаически серое звучание «Увага, слухаемо Господа», словно объявление на вокзале.