ссылка

Святые Горы Антона Чехова

Увеличить шрифт
А
А
А

150-летие А.П. Чехова, которое исполняется 29 января 2010 г., дает особый повод пристальней поглядеть на то, какие узы связывают нынешние географические места, в силу разных причин ставшие территорией современной Украины, с жизнью и деятельностью великого русского писателя.

Многое связывает Чехова с благословенным Крымом, где у него была знаменитая Белая дача в Ялте. В Крыму он купил домик и свой супруге - актрисе О.Л. Книппер-Чеховой. Этот домик в Гурзуфе на скале той самой бухты, в которую, рассказывают, прибыл Афанасий Никитин, возвращаясь из Индии.
 
Но прежде всего, на наш взгляд, речь следует вести о прекрасном, тихом и величественном Святогорье, которое и сам Чехов называл «донецкой Швейцарией». Нам кажется, что Святые горы над Северским Донцом вовсе не подобие Швейцарии. Это неповторимое чудо родных южнорусских земель.
 
 
 
Святые Горы А.П.Чехов называл «донецкой Швейцарией»
 
Следует вспомнить о Святогорской Успенской общежительной пустыни — мужском православном монастыре, появившемся на меловых отрогах Северского Донца в XVI веке.
 
 
 
Дворец князей Потемкиных, Святые Горы. Открытка начала XX века
 
К середине XIX века это был крупный религиозный центр Слободской Украины и Донского казачества, принимавший до 15-20 тысяч паломников из всех губерний Российской империи во время церковных праздников и до 80 тысяч ежегодно. Тогда в нем обитало 300 монахов. В 1922 году он был закрыт и возобновил свою деятельность после 70-летнего перерыва в 1992 году. В настоящее время это один из самых известных монастырей, в котором проживает более 100 монахов, место паломничества, центр возрождения христианских традиций, а с 2004 года — Лавра.
 
 
 
Святогорская обитель. Вид с северо-восточной стороны. Открытка начала XX века
 
В путевом наброске «Перекати-поле» А.П.Чехов пишет о Святогорске, который теперь находится почти на границе Донецкой и Харьковской областей: «Тропинка от монастыря до скита, куда я отправился, змеей вилась по высокому крутому берегу то вверх, то вниз, огибая дубы и сосны. Внизу блестел Донец и отражал в себе солнце, вверху белел меловой скалистый берег и ярко зеленела на нем молодая зелень дубов и сосен, которые, нависая друг над другом, как-то ухитряются расти почти на отвесной скале и не падать. По тропинке гуськом тянулись богомольцы. Всего больше было хохлов из соседних уездов, но было много и дальних, пришедших пешком из Курской и Орловской губерний; в пестрой веренице попадались и мариупольские греки-хуторяне, сильные, степенные и ласковые люди, далеко не похожие на тех своих хилых и вырождающихся единоплеменников, которые наполняют наши южные приморские города; были тут и донцы с красными лампасами, и тавричане, выселенцы из Таврической губернии».
 
Чудесное письмо! Мы привыкли к художественной прозе писателя: к рассказам, начинавшимся с Антоши Чехонте, к последующим его новеллам, знаменитым пьесам. А этот путевой очерк оказался словно на периферии читательского внимания. Ну что же, в полуторавековой юбилей хорошо бы вчитаться в то, во что дóлжно вникать русскому человеку. Читаешь и живые картины встают перед внутренним духовным взором, и эмоционально соприкасаешься с этими ласковыми южанами-греками… Можно ли быть не православным человеком и так писать? Нельзя.
 
В Николин день, 9 мая, в Святогорском монастыре паломник Чехов «участвовал в крестном ходе на лодках», и об этом следующие строки писателя: «…оба берега — один высокий, крутой, белый с нависшими соснами и дубами, с народом, спешившим обратно по тропинке, и другой — отлогий, с зелеными лугами и дубовой рощей, — залитые светом, имели такой счастливый и восторженный вид, как будто только им одним было обязано майское утро своею прелестью. Отражение солнца в быстро текущем Донце дрожало, расползалось во все стороны, и его длинные лучи играли на ризах духовенства, на хоругвях, в брызгах, бросаемых веслами. Пение пасхального канона, колокольный звон, удары весел по воде, крик птиц — всё это мешалось в воздухе в нечто гармоническое и нежное. Лодка с духовенством и хоругвями плыла впереди. На ее корме неподвижно, как статуя, стоял черный послушник». 
 
 
Успенский собор. Крестный ход на святое место. Открытка начала XX века
 
 
Почему-то распространено мнение об атеизме Чехова, однако не только факт паломничества писателя в прославленную обитель, но и его личные указания в тексте могут нам помочь в понимании такого тонкого и интимного вопроса, как вера Чехова. Очерк, который мы фрагментарно цитируем, рассказывает о поездке писателя в Святогорский монастырь в дни, когда туда стекалось, по его же замечанию, до десяти тысяч народа. Вот самые первые строки очерка: «Я возвращался со всенощной. Часы на святогорской колокольне, в виде предисловия, проиграли свою тихую, мелодичную музыку и вслед за этим пробили двенадцать. Большой монастырский двор, расположенный на берегу Донца у подножия Святой Горы и огороженный, как стеною, высокими гостиными корпусами, теперь, в ночное время, когда его освещали только тусклые фонари, огоньки в окнах да звезды, представлял из себя живую кашу, полную движения, звуков и оригинальнейшего беспорядка…»
 
В наши дни на одном из корпусов санатория «Святые Горы» в Святогорске имеется мемориальная доска с надписью: «Здесь в 1887 г. жил великий русский писатель Антон Павлович Чехов». А в городе Славянске по улице Карла Маркса в 1955 году был установлен бюст писателю. Наверное, это ответ дончан на такие его проникновенные строки: «Донецкую степь я люблю и когда-то чувствовал себя в ней, как дома, и знал там каждую балочку».
 
Литературоведы считают, что во многом общие, донецкие, истоки и у чеховского рассказа «Святой ночью», и вслед за ним написанной повести «Степь». И связаны они с путешествием 27-летнего Антона Чехова из Таганрога через степные южнорусские станицы в «необыкновенно красивое и оригинальное» место — монастырь «на берегу реки Донца». Антон Павлович писал родственникам: «В Звереве... вышел ночью из вагона, а на дворе сущие чудеса: луна, необозримая степь с курганами и пустыня; тишина гробовая... кажется, мир вымер... Картина такая, что во веки веков не забудешь».
 
А в знаменитой «Степи» писатель дал словно библейскую картину, будто бы перенеся ветхозаветных пастухов в южнорусскую донецкую степь.
 
 «Символом первозданного времени выступают и две «совсем ветхозаветные фигуры» чабанов. Они стоят по краям отары, стражи вечно пасущихся в степях овец, с вечными караульщиками – собаками и вечным посохом в руках. Эти вневременные фигуры, дважды повторенный эпитет «ветхозаветный» открывают сокровенный, глубинный замысел Чехова, — вдумчиво считает исследователь Алевтина Чаадаева и завершает наблюдение уже не ветхо-, а новозаветным образом. — Финал этого описания — пасхальный: «И тогда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах и курганах, в голубом небе, в лунном свете, в полете ночной птицы — во всем, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни...»
 
 
 
В донецкой степи
  
Возвращаясь же к Святым Горам, приведем свидетельство актера Михаила Чехова: «Брату Антону нужны были новые места и новые сюжеты, к тому же он стал подозрительно кашлять и все чаще стал поговаривать о юге, о Святых горах в Харьковской губернии…».
 
 
 
Меловая скала. Святые Горы. Начало ХХ века и ныне
  
Описанное в очерке «Перекати-поле» путешествие Антон Павлович совершил в 1887 г., будучи уже известным писателем. Возвращаясь в Москву из Таганрога, города, в котором он когда-то родился, Чехов полмесяца погостил у знакомых в Рогозиной Балке, небольшом хуторе Донецкого края (теперь это Луганская область), и уже в начале мая через Краматоровку (ныне город Краматорск) прибыл в Славянск.
 
 «Здесь духота, угольный запах. Извозчики отказываются везти ночью в Святые горы и советуют переночевать в Славянске, что я и делаю весьма охотно, ибо чувствую себя разбитым… — сообщал в письме Чехов, снявший в частной гостинице номер за 75 копеек. — После спанья на деревянных диванах и корытах сладостно было видеть кровать с матрасом, рукомойник… Потягиваясь и жмурясь, как кот, я требую поесть, и мне за 30 копеек подают здоровеннейшую, больше, чем самый большой шиньон, порцию ростбифа».
 
Городок он описал так: «Город – нечто вроде гоголевского Миргорода; есть парикмахерская и часовой мастер, стало быть, можно рассчитывать, что лет через 1000 в Славянске будет телефон. …Дома выглядывают приветливо и ласково, на пример благодушных бабушек, мостовые мягки, улицы широки, в воздухе пахнет сиренью и акацией; издали доносится пение соловья, кваканье лягушек, гармоники….»
 
Из Славянска в Святые горы Чехов выезжал небольшими переулками, по его словам, «буквально тонущими в зелени вишен, жерделей и яблонь. Птицы поют неугомонно. Встречные хохлы, принимая меня, вероятно, за Тургенева, снимают шапки».
 
За кого бы «хохлы» ни принимали заезжего писателя, весьма ироничного к себе, поступали они, похоже, разумно, интуитивно чувствуя, с кем имеют дело.
 
Природа Святых гор очаровала Антона Павловича. В письмах к родным он писал с восхищением: «Место необыкновенно красивое и оригинальное: монастырь на берегу реки Донца у подножия громадной белой скалы, на которой, теснясь и нависая друг над другом, громоздятся садики, дубы и вековые сосны. Кажется, что деревьям тесно на скале и что какая-то сила выпирает их вверх и вверх… Сосны буквально висят в воздухе и, того гляди, свалятся. Кукушки и соловьи не умолкают ни днем, ни ночью…»
 
 
Святые Горы с северной стороны. Открытка начала XX века
 
О святогорской поездке Чехов заключил: «Напоэтился я по самое горло: на пять лет хватит».
 
А вы бывали в южнорусских Святых горах, над Донцом?
3870
Поставить лайк: 508
Если Вы заметите ошибку в тексте, выделите её и нажмите Ctrl+Enter, чтобы отослать информацию редактору
https://odnarodyna.org/content/svyatye-gory-antona-chehova