Владимирская

Родная история так дивно обустроена, что, кажется, любой её день заглядывает вместе с нашими предками в сегодняшний день, желая своим опытом скорректировать наши действия, как с самолёта беспилотника (!), подсказать что-то, а то и вразумить.

С днём 23 июня (6 июля) 1480 года связано обретение Русью политической свободы от Большой орды. В этот день великий князь Иван III Васильевич выехал из Москвы и, как пишет Н.Карамзин, «принял сам начальство над войском, прекрасным и многочисленным, которое стояло на берегах Оки реки, готовое к битве». Битва предстояла со стотысячным войском хана Ахмета, битва могла быть кровопролитнейшей…

После обретения чудно бескровной победы над ордынцами митрополит Московский и всея Руси Геронтий установил в день 23 июня праздник иконы Божией Матери Владимирская, которая пребывала в стане русского воинства на Угре.

Икона как солнце

Промыслительно свершилось так, что именно с Владимирской иконой исторически связано изначальное раздробление Руси ещё до Батыева нашествия, в ХII веке; то раздробление, которое может быть нами теперь воспринято как движение к расширению Руси, что и позволило русским выжить среди огненных рек ХIII-ХVI столетий, сохранить своё имя, а со временем и создать великое христолюбивое царство.

Икона, по церковному преданию написанная евангелистом Лукой на доске от стола, за которым трапезовали Спаситель с Пречистой Матерью и праведным Иосифом, попала на Русь при великом князе Мстиславе Владимировиче, старшем сыне Владимира Мономаха, в 1131 году. В древнем, времён внука Мономаха Андрея Боголюбского, Сказании о чудесах Владимирской иконы Пресвятой Богородицы говорится: «Как Бог сотворил солнце, не на одном месте поставил его сиять; в своем движении оно всю Вселенную лучами освещает, - так и этот образ пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии не на одном месте чудеса и дары исцеления источает, но, обходя все страны, весь мир просвещает и от недугов различных избавляет». Икона, в свой час покинув Иерусалим, а затем Царьград-Константинополь, в 1155 году покинула и Киев, где пребывала в девичьем монастыре Вышгорода, а потом и Владимир, от которого взяла свое название при Андрее Боголюбском, когда и прославилась чудесами. В 1395 году Владимирская впервые была перенесена в Москву. Так зримо соединились духовные центры православия – Иерусалим, Константинополь, Киев, Владимир, Москва.

Люди атеистического склада или крепко повреждённые русофобией готовы и доныне упорствовать и твердить, будто Андрей Боголюбский «украл» икону, совсем не разумея, что Богородица Сама указывает путь и выбирает того, кому даруется честь нести Её образ; при этом и не открывая цели. Дивная икона трижды переменяла в храме местоположение. Все понимали, что «Богоматери не угодно место, на котором поставлена икона Её и недоумевали…» Вышгородские церковнослужители пытались догадаться, какое же место угодно, придумывали новые места в храме.

В ту пору Андрей, исполняя волю отца, великого князя Киевского Юрия Долгорукого, княжил в Вышгороде. Это чудо его и укрепило в мысли «удалиться с Юга России на Север и там утвердить новое, независимое от Киева владение». Что и было исполнено.

Пояс Богородицы

Через 335 лет, в 1480 году, на одной чаше весов эфемерно лежала вся будущая русская история, на другой – вся возможная будущая история возрожденной Золотой орды. Какая-то из двух чаш должна была перевернуться, а её содержимое раствориться в воздухе.

Хан Ахмат был человеком деятельным и энергичным. Он предпринял все возможные усилия, чтобы собрать воедино земли, ещё совсем недавно принадлежащие Золотой орде, в том числе крупнейшие – Астраханское и Крымское ханства, и восстановить вассальную зависимость Москвы, которая уже девять лет не платила дани. Ахмат заключил тайный союз с великим князем Литовским, королём Польским Казимиром IV, который должен был действовать против Московского государства «вторым фронтом», а также завёл дружбу и с Османской империей, у которой уже были свои интересы в Крыму и Астрахани. Для Московского государства ситуация усугублялась тем, что оно пребывало в состоянии долгой гражданской войны; Иван III вёл войны со своими братьями.

У Ахмета был реальный шанс, как оказалось последний, восстановить Золотую орду и навсегда погубить Русь. Прежде ему не до Москвы было: занят был Крымским ханством. Но вот он собрал 100-тысячное войско и двинулся на Москву, намереваясь «разорити церкви и все православие пленити и самого великого князя, яко же и при Батые было». Несомненно, Ахмат полагал, что Русь станет той питательной средой, которая даст жизненные соки для новой жизни Золотой орды.

Так Русь рассматривали и много позже его. Как и ныне, в ХХI веке.

Иван III выявил себя великим политиком, он вёл переговоры с братьями, заключил дружеский союз с Крымским ханом Менгли-Гиреем, принял к себе на службу татар, обиженных Ахматом.

* * *

Войска Ахмата двигались вдоль Оки, подыскивая удобное место для переправы. Но на переправах стояли русские полки, вооружённые помимо традиционного оружия ещё и огнестрельным – пищалями и пушками. При этом стреляли русские, как отмечалось, метко. Оку удалось перейти через два месяца южнее Калуги, на литовской земле. Ордынцы вышли к реке Угре, которая была границей между Московским и Литовским княжествами и которую русские называли поясом Богоматери.

Москва готовилась к осаде, пригороды были выжжены, двор царицы Софии и казна эвакуированы на север. Москва погружалась в атмосферу уныния и подавленности. При этом мать Ивана Васильевича – Мария Ярославна, женщина мудрая, отказалась покинуть Москву и, усиленно ведя переговоры, быстро добилась примирения своих сыновей. Ответственные и глубокие люди понимали, что ныне лежит на весах. Дружины Андрея и Бориса были собраны и двинулись на помощь брату Ивану.

Идеолог разрыва с Ордой архиепископ Вассиан (Рыло) писал великому князю, наставляя его, напоминая об опыте предков: «Они не только землю Русскую хранили, но и многие иные страны покоряли; вспомни Игоря, Святослава, Владимира, коих данники были цари Греческие, и Владимира Мономаха, ужасного для половцев; а прадед твой великий, хвалы достойный Димитрий, не сих ли неверных татар победил за Доном? Презирая опасность, сражался впереди; не думал: имею жену, детей и богатство…» При этом ближайшие советники великого князя – Иван Ощера и Григорий Мамон, люди в прошлом заслуженные, состоятельные, которым было что терять, нашёптывали, что лучше искать мира с Ахматом, то есть покаяться перед ним, заплатить, договориться. Летописец оставил нам их нравственный портрет: «...тучные вельможи любили свое имение, жен и детей гораздо более отечества». «Они, - пишет Карамзин, - смеялись над геройством нашего духовенства, которое, не имея понятия о случайностях войны, хочет кровопролития и битвы». Советники старались нагнать на Ивана III страх, напоминая «о судьбе его родителя, Василия Темного, пленённого татарами». Осторожность их шла ещё дальше, в область сакральную, они внушали Ивану Васильевичу, что русские князья издавна связаны клятвой «не поднимать руки на ханов», что воевать с ними – «вероломство». Восточные владыки в русских источниках именовались «царями». А коль так, тут у «партии мира» и аргумент апостольский: «Бога бойтеся, царя чтите...»

Однако русское духовенство, которое думало не о личных богатствах и личном благополучии, но об отечестве, без труда разрешило вопрос легитимности предприятия. Архиепископ Вассиан так аргументировал, внушая великому князю: «…если клятва бывает вынужденной, прощать и разрешать от таких клятв нам повелено, и мы прощаем, и разрешаем, и благословляем – как святейший Митрополит, так и мы, и весь боголюбивый собор: не как на царя пойдешь, но как на разбойника, хищника и богоборца. Уж лучше тебе солгать и приобрести жизнь вечную, чем остаться верным клятве и погибнуть, то есть пустить их в землю нашу на разрушение и истребление всему христианству, на святых церквей запустение и осквернение». Публицистически сильное перо Вассиана доносит: «Не следует уподобляться окаянному тому Ироду, который не хотел клятвы нарушить и погиб». Это о той безумной клятве, которая была оценена в голову Иоанна Крестителя. И ещё о клятве ханам: «А это что – какой-то пророк пророчествовал, или апостол какой-то, или святитель научил, чтобы этому богомерзкому и скверному самозванному царю повиноваться тебе, великому страны Русской христианскому царю!»

Стояние на Угре. Миниатюра летописного свода. XVI в.

Стояние на Угре длилось и длилось. Русские стреляли метко. Переправиться не давали. Иван Васильевич вёл переговоры, затягивал, уклоняясь раз за разом от всё более мягких условий Ахмата. А тот бодрился: «Скоро реки замёрзнут и на Москву много дорог откроется». Надеялся он и на Казимира. Но Крымский хан совершил на Литву набег, и Казимиру стало не до Москвы, внутренние конфликты вышли наружу.

И вот 26 октября ударил мороз, встала Угра. Русские войска отступили, как будто выбирая место для сражения. Ахмат, увидев лёд и обнаружив, что русские войска исчезли, вообразил, что его заманивают, уготовляя страшную засаду. Его войско за лето и осень пообносилось, поиздержалось и теперь страдало от холода. Но загадочным образом Ахмат ещё две недели стоял на Угре, вглядываясь в русские пространства, ставшие страшными. И пришла ему весть, что столица Большой орды разорена ордынскими соперниками. Ахмат развернул войска и, ограбив 12 городов Литвы, двинулся восвояси. Он, как пишет Карамзин, «не вывел ни одного пленника Московского», однако «сын его, Амуртоза, на возвратном пути захватил часть нашей Украины; но был немедленно изгнан оттуда братьями великого Князя, посланными с войском вслед за неприятелем».

И стала возможна вся грядущая история и мы с вами.

* * *

Очевидно, когда в лютую годину наши церковные иерархи возвышают свой голос и к этому голосу прислушивается народ и князья, это даёт не только победу, но и целую эпоху для развития, для душеспасительного бытия народа.

Так было встарь при Владимире Мономахе, так было за век до Ивана III – Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на невероятную, как казалось, битву с Мамаем, так было при Иване III – владыка Вассиан духовно укрепил великого князя, отговорив от «мира», выковывая понимание, что «вольность спасается не серебром, а готовностью умереть за неё». Так будет и 1612 году, когда патриарх Гермоген своими воззваниями разбудит русскую совесть и силу.

При Иване III (1440-1505) были осознаны задачи, стоящие перед возродившимся православным государством, – собирание всех земель домонгольской Руси, оттеснение католического Запада к его историческим границам, ликвидация остатков Золотой орды.

Там, в эпохе Ивана III, исток спасительной идеи Русского мира.

И век от века всё тяжелее испытания нам, все подлее и коварнее искушения. И знаем: не будет проще. В год 1025-летия Крещения Руси мы с живым интересом всматриваемся в лица предков нашего средневековья и узнаём в них себя.

Мы умеем праздновать победы. Научиться бы вновь побеждать.

«Народ веселился, - говорит Карамзин по поводу окончания стояния на Угре. - Митрополит уставил особенный ежегодный праздник Богоматери и Крестный ход июня 23 в память освобождения России от ига моголов: ибо здесь конец нашему рабству».

В акафисте Владимирской иконе Божьей Матери мы слышим о всех этих событиях и многих иных. И, как встарь, мы нуждаемся в твёрдом и верном слове нашего священноначалия, чтобы однажды пропеть в акафисте, имея в виду сегодняшний день: «Радуйся, предстателей наших, чудотворцев российских, моления приемлющая…»