Голод 1933 года в СССР в интерпретации политических мерзавцев и негодяев

Вступая в любую дискуссию по данному вопросу, каждый здравомыслящий человек должен решительно отказаться от таких формулировок, как «Украина» «голодомор», «геноцид» и т. д., ибо это означает, по слову известного историка, «играть на чужом поле чужими краплёными картами».

Истинно так, поскольку не было никакой «Украины» (в юридическом понимании этого слова). Была Украинская ССР, а это далеко не одно и то же. УССР являлась одним из субъектов СССР, где в некоторых, причём самых зерносеющих районах (включая также РСФСР и Казахскую ССР) по ряду причин в 1932-1933 годах действительно разразился голод.

Определение его «геноцидом» (сознательным истреблением отдельных групп населения или целых народов по политическим, расовым, национальным, этническим или религиозным мотивам,  как поясняет это слово словарь) не лезет ни в какие ворота: на пострадавших от голода территориях проживали десятки этносов, а костлявая рука смерти, собирая свою страшную дань, никогда не заглядывала в пятую графу паспорта.  

Самого понятия «геноцид» вплоть до 1948 года, то есть спустя 15 лет с момента произошедших событий, как обладавшего международным правовым статусом, попросту не существовало. Его автором, Рафаэлем Лемкиным, оно сначала «затачивалось» под армянскую резню (истребление их турками в 1915 году), затем под холокост и лишь впоследствии было приспособлено под «советский геноцид в Украине», что являлось продуктом «Холодной войны»*.

Искусственный конструкт «голодомор» не случайно режет ухо: он чужд семантике и морфологии как русского языка, так и малороссийского наречия, ставшего основой создания пресловутой украинской «мовы», построенной ровно на тех же принципах.

Достаточно сказать, что слово «голод» (в силу существования данного явления, на протяжении веков являвшегося спутником едва ли не каждой человеческой цивилизации), широко отражено пословицами и поговорками в словаре В.И. Даля. А слова «мор» в этом словаре вовсе нет – за исключением понятия «моровая язва», что совершенно из «другой «оперы». 

Таким образом, «голодомор» – суть сорный неологизм явно чужеземного происхождения. Что подтверждается также отсутствием его в отечественной языковой практике более чем полстолетия после самого события, до 1986 года, если более точно. Да, голод 1932-1933 годов был, однако полностью скрыть или замолчать это несчастье никто и не пытался.

Но «голодомор»? О таком явлении не слышали ни люди, его пережившие, ни их ближайшие потомки. На «кострубате» (корявое) словцо сами украинцы достаточно долго пялились, как известное домашнее животное на новые ворота. Пока школа, телевидение, интернет и другие средства воздействия на сознание не вбили его, подобно ржавому гвоздю, в сознание населения.

А СМИ благодаря цифровым технологиям, не имеющих границ, распылили этот лингвистический вирус по всему русскоязычному миру, заразив им множество по преимуществу «либерально мыслящих», не обладающих достаточным историческим иммунитетом людей, подвизающихся на нивах политики, истории, литературы, искусства, образования.

В итоге возникла эпидемия, подобная COVID-19, защиту от возбудителя которой достаточно легко можно было бы найти в соответствующих трудах добросовестных исследователей того периода нашей истории. Но это усилия и труд, а пропаганда – она нечто вроде фастфуда: доступна (прёт «из любого утюга»), легко усвояема (критики не требует), навязчива и назойлива.

О самом голоде 1932-1933 годов и мифах, с ним связанных, нами было подробно рассказано в предыдущей статье. Иной вопрос, откуда сам термин «голодомор» взялся. Как бы впервые его употребил применительно к советскому голоду пражский журнал «Večerník Práva Lidu», вышедший 17 августа 1933 года со статьёй под заглавием «Hladomor v SSSR». Ан нет: здесь имеет место фонетическое созвучие, речь лишь о голоде, не более того.

Тогда же, в августе, когда пик голода, пришедшийся на весну, миновал, появились плоды садов и огородов (о правительственных усилиях по купированию данного негативного явления мы пока не говорим), о голоде в СССР сообщила газета «New York Herald Tribune», назвав цифру в один миллион погибших. Спустя неделю другая крупнейшая газета – «The New York Times», рассказала уже о двух миллионах жертв, а на следующий день – о четырёх. Далее количество смертей (по версии газет) продолжало расти…

Сложно отделаться от мысли, что побудительным поводом данных публикаций было отнюдь не «объективное освещение событий», а их политическая подоплёка: ведь США находились тогда на «экваторе» Великой депрессии 1929-1939 годов, тоже забравшей, как полагают исследователи, примерно 7-8 миллионов жизней.

Упомянутые газеты читали жители «гувервиллей»: трущоб, где обитали сотни тысяч американцев, лишившихся жилья из-за глубочайшего кризиса, охватившего страну, названных так по имени тогдашнего президента Герберта Гувера, подобравшие их в мусорных ящиках. Потом ими, на манер портянок, оборачивали ноги и в такой обувке шли искать еду или работу, как правило безуспешно.

Голод царил и в Чехословакии: на тот момент преимущественно в Закарпатье, а в 1934 году (когда в СССР его последствия были полностью преодолены) посетил и столицу. Сталинское руководство обвиняют в том, что оно замалчивало масштабы бедствия, но ровно так же поступали власти США и Чехословакии: только благодаря отдельным статьям (журнал Tvorba, май 1934 года, статья «Упал от голода»: «28.05.34 г. в Праге упал мужчина, истощенный голодом») правда прорывалась наружу.

Далее публицист Юлиус Фучик пишет: «Это случается теперь каждый день. Каждый день на улицах городов от голода падают люди. Журналисты уже почти не обращают на это внимание, полиция уже не даёт об этом сведения… А если вы проедете по большим промышленным городам Чехословакии, то можете сами наблюдать такую картину». Чем это отличается от описания голодного Харькова, к примеру? Но «голодомор», сами понимаете, мог быть только в СССР и лишь вследствие «геноцида».

Затем, 16 ноября 1933 года, между СССР и США, при избранном президенте Франклине Рузвельте, были установлены дипломатические отношения и о голоде в Советском Союзе на полтора десятка лет «забыли». Эстафету темы «голодомора» (ещё не получившего такого названия) подхватила фашистская Германия, готовя «умы и сердца» немцев к походу на Восток.

Приход к власти Гитлера и вслед за тем образование Имперского министерства народного просвещения и пропаганды (14 марта 1933 года) во главе с Йозефом Геббельсом дало мощный импульс раскручиванию мифа о голоде в Советском Союзе, и особенно – «страдающих украинцах» в СССР»: при всём при том, что уже в начале сентября 1933 года по приглашению советской стороны страну посетили многие зарубежные делегации в составе журналистов, писателей, политиков, засвидетельствовавших в своих отчётах, что голода в СССР нет, а урожай зерновых действительно высок.

Геббельса это нисколько не волнует: кампания, организованная им в прессе гитлеровской Германии, лишь набирает обороты. Голод, пишет нацистская Voelkisher Beobachter в августе 1933-го, продолжается, иллюстрируя данное утверждение фотографиями о голоде 1921-1922 годов в Поволжье.

Данный «творческий приём» впоследствии будет успешно использоваться фальсификаторами истории как в США, так и в «незалежной» Украине. В дело пойдут снимки не только времён Гражданской войны на нашей земле, но и сюжеты из американской глубинки, выдаваемые за сугубо украинские.

Подручными Геббельса выступали украинские националисты из ОУН*, сотрудничавшие с гитлеровскими спецслужбами, католическая (в лице венского кардинала Теодора Инницера) и грекокатолическая (митрополит Андрей Шептицкий) церкви: святое ведь дело затевалось, война с СССР.

Когда гитлеровское нашествие состоялось, на временно занятых противником территориях оккупационные администрации стали активно раскручивать тему голода 1933 года именно на Украине как организованного «московским жидо-коммунистическим режимом против украинцев».

С их подачи насыпались мемориальные холмы с крестами, устраивались официальные панихиды по умершим, составлялись списки пострадавших от «московского режима» якобы для «выплат компенсаций», коих так и не дождались. В оккупационных изданиях массово печатались статьи о голоде 1933-го. Цифры погибших варьировались в диапазоне от 4,8 до 10 миллионов человек, коими «голодомороведы» оперируют и сейчас.

Так что Виктор Ющенко, творивший ровно то же самое в период своего президентства в 2005-2010  годах, являлся отнюдь не первооткрывателем «спрятанных страниц истории», а всего-навсего эпигоном Геббельса.

Недобитые приспешники гитлеровцев – украинские националисты, после поражения Германии 1945 года массово обрели политическое убежище в США. В их среде продолжилось активное бурление темы голода 1933 года, придумывались всё более ужасные, натурально больные фантазии о нём.

Оказывается (коль им верить), существовали некие «украинские гетто» (по типу еврейских). Зачем это придумано? Чтобы поставить знак равенства между «уничтожением украинцев» с нацистским «окончательным решением еврейского вопроса». Тем самым уравняв Гитлера со Сталиным.

Муссировались рассказы о «топлении украинцев в баржах», приводился даже такой экзотический вид казни, как «отравление этнически украинских детей эрзац-кофеем». Про «уморение голодом в закрытых железнодорожных вагонах» и говорить не стоит: дескать, рутинная практика «извергов из НКВД».

Сумма выдумок воспалённого мозга укронацистов и породила сам термин, который поначалу звучал как «голодоморд»: не «уморение», а «мордование голодом». По причине корявости, вероятно, он не прижился. Зато в виде «голодомора» неологизм подошёл вполне.

Впервые сей термин был обнародован в 1963 году в Нью-Йорке в романе «Жёлтый князь» Василия Барки – коллаборанта, редактировавшего в 1943 году гитлеровскую оккупационную газетёнку, сумевшего улизнуть от наказания, укрывшись за океаном. Далее его подхватил последователь идей маргинала Дмитрия Донцова, член ОУН и других националистических организаций Павел Штепа, введя его в свою гнусную книжонку «Московство» (1968). Как писал в своё время малороссийский баснописец Леонид Глебов, «народ, як бачите, такий – добрячий та плохий».

Вся эта макулатура так бы и осталась достоянием Запада, если бы не нашлось подонков, затащивших её в свой дом. Таковым оказались плодовитый, но бездарный поэт и писатель Иван Драч, ренегат и предатель всех своих прежних идеалов (был активным комсомольцем, работал инструктором райкома ЛКСМУ, преподавал русский язык в школе). С трибуны IX Съезда Союза писателей Украины он летом 1986 года и произнёс впервые это чужое во всех смыслах слово, «прилетевшее» из-за океана.

Два года спустя, 18 февраля 1988 года, официальным органом СПУ – газетой «Литературная Украина», была напечатана речь «тоже писателя» Алексея Мусиенко на партсобрании Киевской организации СПУ, где фигурировал данный термин.

Далее дело оставалось за малым: тиражированием этого политико-филологического плевела, с чем наследники бандеровцев вполне справились.

Приём «большой лжи», продукт гитлеровской пропаганды, сработал. Лишь в том закавыка, что не всех поголовно украинцев удалось пока перевести на безусловное потребление данного «генно-модифицированного» продукта. Но над этим украинское правительство и его западные кураторы неустанно продолжают ударно вкалывать и сейчас. 
________________
* Статья Лемкина с таким названием включена в Федеральный список экстремистских материалов.

Заглавная иллюстрация: поставки зерна в УССР в 1933 году из резервов СНК СССР для ликвидации последствий голода составили свыше 500 тысяч тонн. Это в разы больше, чем было дано в другие пострадавшие регионы страны. Кадр кинохроники