«Нам выкрикивали все мыслимые проклятия». Откровения коменданта Освенцима

«…Удушение газом проводилось в изоляторах блока № 11. Я наблюдал за убийством, надев противогаз. Смерть в переполненных камерах наступала тотчас же после вбрасывания [кристаллизованного газа «Циклон Б»]. Короткий сдавленный крик – и всё кончалось…»

Это – строчки из автобиографического опуса оберштурмбанфюрера СС Рудольфа Хёсса. С мая 1940  по ноябрь 1943 г он был комендантом лагеря смерти Освенцим (Аушвиц), освобождённого советскими войсками 77 лет назад, 27 января 1945 года. По окончании войны Хёсс какое-то время скрывался, однако в марте 1946-го его всё же изловила британская военная полиция. После дачи свидетельских показаний на Нюрнбергском процессе Хёсса выдали Польше. Дожидаясь в Кракове суда Верховного национального трибунала, Хёсс в течение десяти месяцев написал пространную рукопись под пафосным заголовком «Моя душа. Становление, жизнь и переживания».

Бездонность зла

Эсэсовец, руководивший крупнейший «фабрикой смерти», где за годы войны были уничтожены миллионы (!) людей (Советская историческая энциклопедия даёт цифру свыше 4 млн), нацистский функционер, апробировавший и поставивший на гигантский нескончаемый поток изуверскую технику массовых убийств, бывший комендант Освенцима умилённо и доверительно сообщает в самом начале своего «послания человечеству»: «Я хочу написать о своей внутренней жизни, достоверно воссоздать все события, все высоты и глубины моей психической жизни и переживаний…»

Эта преамбула, вызывающая в первую секунду оторопь и оцепенение, – прямой посыл читателю, до которого Хёсс хочет донести свою мысль: нет, он не примитивный убийца, не маньяк-ублюдок, не чудовище! Он – сложная, рефлектирующая натура, с глубокими и тонкими переживаниями. Финальная фраза повествования звучит в той же тональности: «Общественность может видеть во мне кровожадного зверя, садиста, убийцу миллионов – ведь широкие массы не смогут представить коменданта Освенцима другим. Но никогда они не поймут, что он тоже имел сердце, что он не был плохим».

Да-да, мы помним казуистические формулировки из этой же серии. Гитлер рисовал розы. Немецкий солдат мог угостить конфеткой советского мальчонку. Комендант Освенцима, отправивший миллионы людей в газовые камеры и печи крематориев, имел сердце и не был плохим…

Впоследствии рукопись несколько раз переиздавалась под названием «Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса». Это, без сомнения, один из самых страшных человеческих документов, приоткрывающих завесу над вопросом, как, откуда, из чего произрастает подобное зло? Ведь не родился же Хёсс сразу звероподобным убийцей?.. «Комендант Освенцима» – это чтение такого рода, за которым встаёт непроглядная бездонность зла, его многоликость и неизмеримость, не умещающаяся в человеческое понимание; и в то же время поражает страшная, прозаическая, будничная обыденность этого зла. К тому моменту, как Хёсс начал давать показания на Нюрнбергском процессе, об Освенциме уже многое было известно. И тем не менее, когда он с убийственной деловитостью пустился рассказывать о том, что происходило в концлагере, – его откровения произвели в зале эффект разорвавшейся бомбы. А тех, кто сидел на скамье подсудимых, они и вовсе ввергли в состояние шока, граничащего с параличом.

Вне закона

В «Записках» Хёсс вспоминает, что в детстве он, следуя решению отца, мелкого лавочника и фанатичного католика, собирался стать священником. Мальчика, впрочем, интересовали не столько религиозные постулаты, сколько рассказы родителя «о службе в Восточной Африке и о борьбе с мятежными туземцами, описания их жизни, привычек, их мрачного идолопоклонства»; у Хёсса-младшего разгорались глаза, когда отец заводил речь «о благодатной цивилизаторской деятельности». Вероятно, отношение Рудольфа к другим народам как к таким, которых необходимо «цивилизовать», а к себе как к будущему «цивилизатору» – точнее, первые ростки такого отношения – проклюнулись в его сознании уже тогда.

Начинается Первая мировая война – и Хёсс воюет на Месопотамском и Палестинском фронтах. Затем, вступив в Добровольческий корпус, продолжает воевать уже в Прибалтике, в 1922-м становится членом НСДАП. А в 1923-м он совершает жестокое убийство: несколько молодых головорезов, включая Мартина Бормана и самого Хёсса, вывозят в лес школьного учителя Кадова, избивают его палками, перерезают горло и завершают «казнь» выстрелами в затылок. Сам Рудольф высокопарно разглагольствует в «Записках» о политических мотивах преступления: дескать, Кадова ликвидировали как «предателя», при этом он умалчивает о зверских методах убийства. Однако в других источниках подробно освещаются все жуткие детали этой расправы.

История с убийством наталкивает на вывод, что Хёсс поставил себя вне всякого закона – и юридического, и морального – уже в молодости. Для него в 23-летнем возрасте существует, как он сам пишет, лишь один закон – «веление военного времени». Другими словами, руководствуясь собственным политическим инстинктом, он кого хочет, того и судит, выносит решение о смертной казни и зверски убивает в лесу…

За это убийство его приговорили к 10 годам заключения. Однако за решёткой Хёссу пришлось сидеть недолго: в 1928 году он вышел на свободу по амнистии. В тюрьме приобщился к чтению – друзья приносили ему книги. «Больше всего меня интересовали история, расовая теория и учение о наследственности», – отмечает он. Тоже очень симптоматично.

В 1934-м Хёсс по предложению Гиммлера вступает в кадровые части СС, в подразделение «Мёртвая голова», отвечавшее за охрану концлагерей. Он служит сначала в Дахау, затем в Заксенхаузене, где с осени 1939-го в его обязанности входят организация и исполнение казней. В «Записках» он то и дело упоминает, как «неприятно» (!) ему было этим заниматься, но в то же время поясняет: «Сострадание к врагам государства недостойно эсэсовца».

Здесь же Хёссу, по его словам, стало ясно, что он непригоден к службе, потому что «внутренне не согласен с порядками в концлагере», которые насаждал его шеф Теодор Эйке, один из создателей системы концлагерей в Третьем рейхе. «Мне следовало бы объяснить ему, что я непригоден к службе, потому что слишком сострадаю заключённым, – пишет он. – Но у меня не хватило мужества: я не хотел скомпрометировать себя, выдать свою мягкость». За этими рассуждениями, конечно, кроется стремление к самооправданию, к снятию с себя хотя бы части вины и ответственности: дескать, стеснялся признаться в собственной мягкости. Так стеснялся, что дослужился до коменданта Освенцима – на эту должность его назначил лично Гиммлер.

«Слушать фюрера, а не философствовать»

Говоря о евреях – узниках лагеря, Хёсс не ленится подчёркивать, что «лично не испытывал к евреям ненависти, хотя они были врагами нашего народа». Летом 1941-го Гиммлер приказал ему подготовить в Освенциме место для массовых уничтожений евреев. «Я не имел ни малейшего представления об их масштабах и последствиях, – пишет Хёсс. – Пожалуй, этот приказ содержал в себе нечто необычное, нечто чудовищное. Но мотивы такого приказа казались мне правильными. Я не рассуждал. Мне был дан приказ – я должен был его выполнять».

«Но до того, как началось массовое уничтожение евреев, почти во всех концлагерях в 1941 – 1942 годах уничтожали русских политруков и политкомиссаров», – рассказывает он.

3 сентября 1941-го были убиты газом 600 советских военнопленных и 250 польских узников, спустя несколько дней – ещё 900 русских. «Мой заместитель Карл Фрицш, – вспоминает экс-комендант, – использовал для убийства газ «Циклон Б», препарат синильной кислоты. Позднее он доложил мне об этом, и при поступлении следующего транспорта [военнопленных] газ снова был использован». На Нюрнбергском процессе, рассказывая о том, как оборудовалось «здание для истребления», Хёсс сообщил с нотками чуть ли не хвастовства:

– Одним из наших усовершенствований (!) было строительство газовых камер с разовой пропускной способностью в 2000 человек, в то время как в 10 газовых камерах Треблинки можно было истребить за один раз только по 200 человек в каждой.

Рассказывая об убийстве 900 советских военнопленных, Хёсс вспоминает: «Были сделаны многочисленные дыры в земле и в бетонной крыше морга. Русские должны были раздеться в прихожей, а затем они спокойно шли в морг, ведь им сказали, что у них будут уничтожать вшей. Двери закрыли, и газ был всыпан через отверстия… Спустя несколько часов двери открыли и помещение проветрили. Я впервые увидел массу удушенных газом. Меня охватило неприятное чувство…»

Но тут же комендант Освенцима сообщает: «Меня это удушение газом успокоило, поскольку вскоре предвиделось начало массового уничтожения евреев, но мы ещё не имели представления о способах убийства ожидавшихся масс. Наверное, с помощью газа, но как его использовать и какого именно газа? А теперь мы открыли и газ, и способ». И добавляет, что раньше боялся групповых расстрелов, «но теперь успокоился: мы будем избавлены от кровавых бань, да и жертвы до последнего момента будут испытывать щадящее обращение».

С весны 1942-го в лагере начались массовые убийства евреев газом. Прибывших людей вели к камерам, при этом несколько блокфюреров старательно занимали их разговорами, чтобы жертвы ничего не заподозрили. Узники раздевались – им говорили, что они должны пройти дезинфекцию. Если кто-то вдруг впадал в панику, таких людей успокаивали, запирали двери снаружи и пускали газ. «Иногда случалось, – пишет Хёсс, – что женщины вдруг начинали пронзительно кричать, рвать на себе волосы и вести себя как безумные. Их уводили наружу и там, за углом, убивали выстрелом в затылок. Бывало, что в тот момент, когда зондеркоманда покидала помещение и женщины понимали, что сейчас произойдёт, они выкрикивали нам все мыслимые проклятия».

Снова и снова пытаясь хоть отчасти облагородить себя перед читателем, Хёсс пишет: «Сегодня я вижу, что уничтожение евреев было в корне ошибочным», «ужасы концлагерей лично я их никогда не одобрял». Но тем не менее на протяжении всех лет службы в Освенциме, когда его спрашивали, зачем убивать миллионы невинных людей, он неизменно отвечал: «Мы должны слушать фюрера, а не философствовать».

Этого живодёра, одного из самых кошмарных в человеческой истории, этого создателя рукотворного ада на земле польский суд приговорил к смертной казни через повешение. Место для виселицы было выбрано символичное – возле крематория в бывшем лагере Аушвиц-I в Освенциме. 16 апреля 1947 года приговор был приведён в исполнение.

…Сегодняшние палачи и убийцы, те, кто отдаёт приказы об уничтожении мирных жителей на Юго-Востоке Украины, и те, кто их исполняет, те, что старательно подражают германским нацистам в идеях, символике, а во многом и в практике, – пусть они всмотрятся повнимательнее в лицо Хёсса, внешне малоприметного и невыразительного человека, и осознают, что покаянные фразы типа «я не был плохим», «я не одобрял ужасы концлагерей» и «я подчинялся приказу» не спасают от расплаты и возмездия. Они обязательно придут, рано или поздно.

Заглавное фото: вид на блок № 11 в Освенциме