Донецкие картины без войны

На днях в Донецке в Республиканской универсальной научной библиотеке имени Н.К. Крупской открылась выставка живописи Владимира Емельяновича Филичева – человека удивительной судьбы, не покинувшего город в лихое военное время, двукратного чемпиона мира по гиревому спорту среди ветеранов, бегуна-марафонца, шахтера, поэта, художника.

Воздушность и утонченность выполненных маслом и представленных в экспозиции работ под общим названием «Пейзажи Белоруссии, Кавказа и Донбасса: этюды с натуры» вызвали большой зрительский интерес.

Вот что о себе, о творчестве и спорте, о двух войнах, которые выпали на его долю, Владимир Емельянович рассказывает специально для читателей «Одной Родины».

- На выставке представлены только 32 этюда, а вообще работ у меня больше. Это и портреты, и сюжеты, и пейзажи, которые мне особенно близки.

Я очень люблю природу, чтобы иметь возможность писать ее достоверно с натуры, работая еще на шахте, даже специально брал отпуск и отправлялся куда-нибудь.

Порой в Белоруссии в отпуске писал, сопоставляя увиденное с картинами раннего детства, которое провел на ее просторах, где в войну «партизанил», а после пас коров. Мой белорусский период жизни напоминает кино, спасительное, но местами очень страшное.

Дело в том, что я родился в 1940 году в Орловской области в крепкой крестьянской семье. Летом 1941 года отец ушел на фронт, а мы уже в декабре оказались под оккупацией. Оккупанты с нами не церемонились, например сожгли дотла наш крепкий дом, а нас - мать, пятерых детей и белую корову с ласковым именем Дочка - стали угонять в Германию. Всех, включая корову, загнали в товарный вагон и повезли. Сколько времени мы ехали, по каким дорогам - не помню. Но вдруг, как в сказке, впереди прогремел взрыв, раздались автоматные очереди, вагон открыли какие-то люди, теперь я понимаю, что это были белорусские партизаны. Они скомандовали: «На выход! Бежать!» Кругом лес, поэтому вместе со своей белой коровой мы бежали куда глаза глядят. Вышли к деревне Гуры Заславского района, расположенной в Минской области, попросили приюта у местных жителей. Они, сами страдающие от оккупации, особого комфорта предложить не могли, а вот против нашего поселения в почерневшей заброшенной бане на краю леса не возражали.

В скорости от стрессов и лишений заболела и умерла наша мать, потом от укусов немецких овчарок сошла в могилу старшая сестра. А мы, трое братьев и еще одна сестра, остались сами по себе. Ухаживали за коровой и искали в лесу пропитание, видели в лесу и немцев, и румын, и карателей, и полицаев.

Полицаев с детской меткостью мы называли русскими немцами.

Вслушиваясь в звуки леса, мы определяли, где идут бои, и едва смолкала стрельба бежали туда в надежде найти хоть что-то съестное. Там же собирали боеприпасы. Наш старший брат передавал их партизанам.

В общем, выживали, как могли, а на излете войны в 1945 году увидели отца.

То, что он нас разыскал, можно считать невероятным чудом. Оказалось, что он был фронтовым шофером. Возил снаряды и прочие грузы на передовую и не забывал о своей исчезнувшей семье. В один и таких выездов его так серьезно накрыло взрывом, что бойцам пришлось его откапывать. Один из тех, кто его откопал, до войны был жителем деревни Гуры. Они с отцом стали общаться, и отец узнал о прибившихся к деревне, как оказалось, его детях.

Тот день, когда я увидел отца, я помню до сих пор. К нам в баню зашел воин, достал несколько яблок и протянул нам. Мы настороженно вжались в лавки и углы, и вдруг старшие кинулись обниматься, а я сидел и смотрел во все глаза, я отца не помнил….

Отец устроился на работу, а через какое-то время очень сочувствующий нашим бедам дедушка, живший в Донбассе, пригласил нас к себе. Он построил в Петровском районе города Донецка крохотный домик для нас. Вот и переехали мы к нему.

- Старожилы говорят, что уже в то время было заметно ваше творческое дарование, как оно проявлялось?

- Мне нравилось изобразительное искусство. Когда я учился в школе, даже записался в специальный кружок, и из глины, собранной у шахтных оврагов, сделал такие красивые пособия по зоологии, что все просто ахнули. Потом сделал скульп­туру всадника на вздыбленной лошади. Эта скульптура была выставлена на городском конкурсе. Она удостоилась не только диплома, но и внимания компетентного жюри, которое не скупилось на похвалы и даже сравнило мою скульптуру с работами выдающегося художника Петра Клодта.

Тогда мне пророчили прекрасную творческую карьеру, но вышло все иначе. Об учебе в художественном училище я даже не помышлял. Мы жили небогато, поэтому сразу после школы я пошел работать на шахту «Петровская» подземным плитовым. Тяжеленной металлической лапой всю смену цеплял вагонетки одну к другой.

О том, что обладаю какой-то значимой физической силой, не догадывался. Хотя еще когда учился в школе по рекомендации тренера, который видел меня метателем молота, подружился с пудовыми гирями.

Позже, в армии сослуживцы обратили внимание и на мою силу, и на мои рисунки. В Броварах под Киевом, где я служил, выяснилось, что в отличие от сверстников я не просто поднимаю тяжелый вес, а могу им играть. В армии я стал победителем многих соревнований по тяжелой атлетике и даже получил грамоту от легендарного летчика-аса Покрышкина. А в дивизии под Одессой, куда меня перевели, командование обратило внимание на творческие способности и предложило стать художником дивизии.

Но мне хотелось домой, так я вернулся на родную шахту.

- Говорят вы и на шахте удивляли людей своей физической силой, это правда?

- Однажды с вагонетки свалилась глыба породы и заблокировала подземную дорогу. Четыре человека ее не могли сдвинуть, а я в одиночку поднял ее и пристроил обратно на вагонетку.

- А как к тяжелой атлетике прибавилась легкая, увлечение марафонским бегом откуда?

- Работая на шахте, я решил бросить курить, чтобы эффект был стойким, занялся бегом, причем настолько серьезно, что пошел на марафонские дистанции и в 1985 году стал одним из победителей Московского международного марафона.

Я бы и сейчас бегал, но после травмы не получается.

- Вы сохраняете прекрасную физическую форму, как вам это удается под обстрелами?

- Наш Петровский район города Донецка бомбят и обстреливают уже третий год. Снарядами убило мою двоюродную сестру, племяннику оторвало ногу, теперь он на костылях…

Я тоже едва не пострадал. Как-то вечерком отдыхал на скамейке у своего дома. Внезапно начался обстрел. Соседи ринулись в подвал, а мы с молодой соседкой подбежали к нему последними, уже приготовились зайти, как прямо между нами пролетел осколок, он врезался в дверь подвала с такой силой, что щепки полетели… Во время одного из обстрелов я повредил руку. Тем не менее продолжаю и тренироваться, и участвовать в соревнованиях.

На соревнованиях, узнав мой возраст и видя, как я общаюсь с гирями, зрители начинают аплодировать.

Но гири гирями, а и красок я не бросаю…

- На картинах, представленных на экспозиции, - мирная жизнь, залитая солнцем, и никакой войны, почему?

- Картины о войне, может быть, когда-нибудь я и напишу, не знаю только, смогут ли краски передать, то ощущение ужаса, который испытываю, понимая, что сегодня людей на Украине стравили те же силы, которые когда-то были заинтересованы в агрессии Германии против Советского Союза.

А выставкой мне просто хотелось поднять людям настроение, пожелать им добра и мира.

Уверен, что на нашей многострадальной земле он обязательно когда-нибудь наступит.