«Харьковский Пикассо» и его белгородский ученик

В этом году в Москве состоялось подлинное «пришествие» творчества харьковчанина Василия Ермилова (1894—1968), русского человека, которого вместе с харьковским коллегой Борисом Косаревым (1897—1994) называли отцами украинского авангарда, поскольку пик их художественного авангардно-поискового взрыва, экспериментаторства пришелся на 1920-1930-е, когда Харьков был первой столицей Советской Украины. Оба родились, жили, скончались и похоронены в Харькове.

Эта пара — яркое свидетельство того, что «новое украинское» левое искусство, активно насаждавшееся и поддерживавшееся большевиками, создавали, между прочим, «дети разных народов». Если взять Харьков, то к Ермилову и Косареву следует добавить в литературе Мыколу Хвылевого (на поверку оказывающегося Николаем Фитилевым) и Майка Йогансена, а в скульптуре назовем Матвея Генриховича Манизера, который не только знаменито оформил московскую станцию метро «Площадь Революции» и другие, но и создал харьковский многофигурный монумент Т. Шевченко. Ставший, как говорят, самым знаменитым в мире памятник Кобзарю создан двумя евреями и одним русским (скульптор М. Манизер, архитектор И. Лангбард, инженер П. Рудяков, как гласит гравировка на памятнике), да и отлит памятник был в Ленинграде. Но это так, к слову.

Однако вернемся к Ермилову. Именно он, чья выставка с 5 июня по 22 июля триумфально экспонируется в московском Мультимедиа-артмузее, сто лет назад, в 1912 году, поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, учился в одном классе с В. Маяковским и Д. Бурлюком, затем в студии И. Машкова и П. Кончаловского. Участник Первой мировой войны, георгиевский кавалер Ермилов, по рассказам знакомцев, полвека прожил на харьковском чердаке (улица Свердлова, 33, ныне Полтавский шлях), расписанном им в конструктивистском стиле.

В. Ермилов. Агитационно-рекламная установка-трибуна для юбилейной выставки к 10-летию Октябрьской революции. Харьков. 1927 год

Конструктивизм Ермилов исповедовал вместе со своим другом и соратником поэтом Валерианом Полищуком. Из их непримиримо левой прокламации для объединения «Авангард»: «Форма поэзии неоклассиков, этих назадников содержания, идеологов мещанской грязи, поэтических жаб, которые с удовольствием квакают, сидя в болоте хуторянщины, и форма их поэзии вполне тому соответствует». Кстати, Полищук, написавший книгу о Ермилове, был в 1935-м арестован, а книга изъята.

Молодой В. Ермилов на фоне своих работ

Считают, что Ермилов был одним из основателей Художественно-промышленного института в Харькове в 1922 году и преподавал в нем, правда, с большим перерывом в 1935—1963 годах. Ермилову же — было поручено, как утверждает бывший харьковчанин Э. Лимонов, оформить советский павильон на Всемирной выставке 1937 года в Париже.

Известный исследователь творчества поэта Велимира Хлебникова А. Парнис (ныне москвич, а в прошлом киевлянин, одно время литературный секретарь прозаика В. Некрасова), выпустивший в этом году в Москве фолиант о Ермилове, рассказывает в «Новой газете», что харьковского отца украинского авангарда называли «украинским Татлиным», «Пиросмани формализма», «украинским Пикассо».

В. Ермилов. Проект памятника «Председателю земного шара» В. Хлебникову. Эскиз. 1965 год

Ермилов дружил с Хлебниковым в продолжительный харьковский период поэта, оформлял его книги, выходившие тиражами по 50 экземпляров на обойной бумаге, однако стихи о Ермилове, боготворившем Пикассо, оставил нам другой поэт, уроженец Харькова Борис Слуцкий, нашедший свой образ для именования художника, назвав стихотворение «Харьковский Иов». Это одно из последних стихотворений, опубликованных Слуцким при жизни:

Ермилов долго писал альфреско.
Исполненный мастерства и блеска,
лучшие харьковские стены
он расписал в двадцатые годы,
но постепенно сошел со сцены
чуть позднее, в тридцатые годы.

…

В Харьковском художественном музее сохранилось всего 14 графических работ В. Ермилова, а в частных собраниях находятся несколько пейзажей, созданных в последние годы жизни; примечательно, что в них нет ни одной вещи конструктивистского периода.

Ермилов писал в одной из своих анкет: «Большая часть моих работ погибла. Работы не репродуцировались. Музеями не приобретались». В 1971 году, уже после смерти художника, в его квартире-мастерской случился пожар, погибла часть работ и почти весь архив мастера. Погиб в Великую Отечественную и знаменитый Харьковский Дворец пионеров, первый в СССР, расположившийся в здании Дворянского собрания.

В. Ермилов. Дворец пионеров и октябрят в Харькове. Проект оформления интерьеров. 1934–1935 годы

А. Парнис рассказывает: «С середины 30-х годов, когда начались репрессии на Украине и были арестованы многие друзья и знакомые художника, имя Ермилова на несколько десятилетий было вычеркнуто из истории украинского искусства. Его стали травить за формализм, в 1934 г. уволили из художественного института, где он преподавал со дня его основания, а в 1940-х его преследовали за космополитизм и в 1948 г. исключили из Союза художников… Ермилов пробыл “за бортом”, как он написал одному из друзей, более 12 лет… Пятьдесят лет назад, в 1962 г., во время “оттепели”, в Харькове состоялась первая и единственная при жизни персональная выставка Ермилова, приуроченная к 50-летию творческой его деятельности, но на ней не были представлены его работы конструктивистского периода».

С. Хачатуров в «Московских новостях» высказывает соображение, что благодаря новой книге А. Парниса о В. Ермилове «мы по-настоящему вводим художника в Большую Историю искусства. Огромное количество исследовательских статей дополнены интереснейшими публикациями писем художника, в которых он вспоминает о тех, с кем ему довелось общаться в Харькове в золотые годы авангарда: о своем друге Велимире Хлебникове, об их общей музе поэтессе Екатерине Неймаер, о сестрах Синяковых и прежде всего о знаменитой художнице Марии Синяковой-Уречиной. Все эти драгоценные сведения оживляют эпоху, делают ее близкой и почти родной». В книгу включен альбом вещей мастера и самый полный каталог подлинных его произведений (около 400 работ).

Посетители московской выставки рассматривают книгу А. Парниса «Василий Ермилов»

Харьков тоже сказал свое слово: 23 марта сего года (почти в день рождения В. Ермилова) в подвале Национального университета имени В. Н. Каразина открылся выставочный зал современного искусства с неожиданным названием Ермилов-центр. Напомним, что в украинском авангарде 1920-х существовали термины «ермиловский шрифт», «ермиловская школа» и шире — «ермиловский период» искусства. С 1995 года в Харькове учреждена ежегодная премия имени В. Ермилова в области дизайна.

Харьков. Ермилов-центр. 23 марта 2012 года. Фото О. Рожок

Возможно, что-то в ракурсе преемственности нам прояснит витиеватое русско-англоязычное название первой же экспозиции Ермилов-центра: «Construction. От конструктивизма до Contemporary. Харьков XX—XXI». Возможно — список имен ее участников. Кроме корифеев авангарда, собственно Ермилова и Косарева, здесь были выставлены работы современных харьковских художников: П. Макова, А. Волокитина, Р. Минина, Г. Зеньковского, А. Клейтман. В этом списке выделим ученика Б. Косарева и В. Ермилова Виталия Куликова, ныне преподавателя рисунка в Харьковском государственном техническом университете строительства и архитектуры (ХГТУСА, бывшем ХИСИ), заслуженно почитающегося современным классиком. И от Куликова сделаем переход к его однокашнику по Харьковскому художественно-промышленному институту (ныне Харьковская государственная академия дизайна и искусств), любимому, последнему ученику Ермилова Станиславу Косенкову, знаменитому белгородцу, все годы обучения в Харькове очень близко общавшемуся с Ермиловым, делавшему под его руководством диплом, оставившему интереснейшие дневники с воспоминаниями о Ермилове.

20 июня в Белгородском музее-мастерской С. С. Косенкова, хранящем и работы Ермилова, подаренные мэтром Косенкову, открылась выставка трех десятков графических и живописных работ «Формула шедевра», посвященная памяти В. Ермилова. На афише, разработанной для вернисажа и изготовленной сыном художника Артемом Косенковым, портрет С. Косенкова помещен в рамку работы Ермилова — словно прорастая,  вырастая из нее,  а сам фотообраз Ермилова проступает из черного поля листа.

Афиша выставки «Формула шедевра». Автор А. Косенков

«Невозможно на практике изобразить формулу шедевра. Мешали как эмоции, так и рассудок, как полученные знания, так и открывающаяся за ними темнота и пустота. И сколько раз я приходил к выводу, что сама формула неизобразима», — написал С. Косенков в статье-размышлении «Формула шедевра»… —  Сколько только шедевров мирового искусства я ни сменил на своих стенах, они не содержат всей формулы, а только лишь ее частичку. В них (шедеврах) лишь часть мировой гармонии, через эту часть предугадывалась мировая гармония, но тем острей чувствовалась предопределенная ограниченность природой человека. Становилось тускло, темно и неуютно в светлой мастерской. Все системы терпели крах из-за того, что претендовали на единственно верное решение, этим они замыкались на себе, становясь догмой, и оставались только в истории, "этапом на пути"».

Фрагмент белгородской экспозиции «Формула шедевра». Прямо в кадре две работы В. Ермилова, слева — работы С. Косенкова, на столике — уникальный фотопортрет В. Ермилова

Заведующая музеем-мастерской С.С. Косенкова, вдова художника Анна Косенкова главную идею выставки определяет как поиск художником совершенства и гармонии в творчестве и подчеркивает, что в экспозиции использованы вещи, предметы, фотографии и работы Ермилова и Косенкова, создающие атмосферу тех лет, когда Станислав Степанович учился в Харьковском художественно-промышленном институте и общался с выдающимся художником, ставшим для него Главным Наставником.

А. Косенкова открывает вернисаж, на фоне этюда С. Косенкова «Деревья в Шошто». Фото А. Косенкова. 20 июня 2012 года

В экспозиции, которая продлит работу до октября, представлены как ранние работы С. Косенкова (в частности, «Вечная схватка», «Свобода слова») — это живописные холсты, картоны и графические рисунки, выполненные карандашом, углем, сангиной, литографии, где очевиден даже для зрителя-неспециалиста творческий поиск художника, эксперименты, сознательные заимствования пластических находок известных художников, так и зрелые творения – «Окно», «Неистовый Микель» (о Микеланджело), работы из трагического цикла «Чернобыль России — деревня» (1990 год) и другие.

В экспозиции участвуют и дипломные работы Косенкова «Солдаты мира», «Интернационал», собирательные портреты-образы «Больная семья», «Старая женщина» и другие. Центральное место в экспозиции занимают автопортрет художника и натюрморт «Завтрак на газете» (1963 год), созданные автором в первые годы учебы в институте. Многие работы в этой экспозиции впервые представлены широкому зрителю.

«Ермилов, или «В.Д.», или «папаша», как его в своих дневниках называл Косенков, оказал огромное влияние на формирование самостоятельного творческого мышления, на становление Косенкова не только как художника в техническом, изобразительном плане, но и как на художника-мыслителя», — утверждает А. Косенкова.

Процитируем дневники Косенкова. Его записи о Ермилове вошли как в альбом «Станислав Косенков» (СПб, 2011), к которому автору этих строк посчастливилось написать вступительную статью, так и в новую московскую книгу А. Парниса о Ермилове. Показательна запись от 15 июля 1964 года: «В.Д., глядя на забор, удивительно красивый по цвету и напоминающий русскую икону (золотистый цвет дерева и местами сохранившаяся синяя краска), сказал: «Ну на кой мне сдались эти абстракционисты, когда, глядя на это, я получаю большее удовольствие, и гораздо интереснее и содержательнее».

13 августа 1964 года Косенков в пространном рассказе о посещении Ермилова цитирует мэтра: «Вы сейчас дошли до того,  что начинаете думать, как работать, и видите, что учат совсем не так, как это надо было бы. Но я за хорошую школу, а не за дилетантское лихачество… Кажется, в прошлом году вы показывали мне свои работы? Там вы, пожалуй, шли от трех художников: Сезанна, Ван Гога и Гогена. Сезанн гораздо сложнее, как художник, чем Ван  Гог и Гоген, даже труднее, чем старые мастера. Но именно поэтому у него многому можно научиться. Пикассо говорил, что, когда он вышел с выставки Сезанна, почувствовал себя жалким пигмеем перед этим могучим мастером, и он взялся за его изучение. Так вот, если вас интересует Сезанн, то постарайтесь написать так, как это написал бы Сезанн, чтобы человек, не особенно сведущий, спросил: «Откуда это у вас Сезанн?» Не бойтесь, что вас будут обвинять в подражании Сезанну — вы делали это сознательно, и это вас оправдывает. Ренуару сказали, что очень много появилось подделок под него и как он к этому относится. Ренуар ответил: «Если хорошо, то это мое».

 «Ермилов – вот пример честного и добросовестного подхода и отношения к своей работе, — записал Косенков 6 марта 1964 года — Его главный принцип в работе: работать «без дураков»… Рисунки у него с четким контуром и с точной моделировкой внутренних форм резинкой. Впечатление цельное и поразительное по своей точности и выразительности. О нем можно рассказывать очень и очень много… В моей памяти навсегда останется восхищение и уважение к его трудолюбивой и человечной натуре».

Рассказывают, что руководство харьковского отделения Союза художников отказалось предоставить зал для гражданской панихиды по В. Д. Ермилову, что катафалк стоял у входа в Союз художников на морозе. А по дороге на кладбище в него врезался трамвай. Уверяют, из автобуса потекла красная краска…

Могила В. Д. Ермилова на харьковском кладбище оформлена в конструктивистком стиле. 7 июня 2010 года. Фото автора статьи

Однако у истории своя логика: спустя полвека открылись ермиловские выставки в Москве, Харькове и Белгороде, вышли книги. Ермилов возвращается!