Какую «мозаику» собирают искатели «голодомора украинцев»

Приближение украинского «Дня памяти Голодомора» ожидаемо вызывает в самостийном информпространстве бурную рефлексию. Её смысл не в том, чтобы вспомнить умерших, а в том, чтобы указать на уже давно опредёленного Киевом виновника «геноцида нации». Естественно, историческая правда свидомых исследователей не интересует.

И вот Украинский институт национальной памяти (УИНП) готовит парочку научных конференций, СМИ призывают выставлять в окна свечки и посещать далеко не самый популярный в Киеве «музей Голодомора», осваивающий масштабные ресурсы, выделенные на популяризацию трагедии.

Недавно «кураторка» пиар-проекта с весёленьким названием «Голодомор: мозаїка історії» Лариса Артеменко в своём интервью неосторожно раскрыла методы современного исследования трагедии.

Она рассказала, как работники музея и участники проекта Ukraїner посетили девять областей страны, где встречались с очевидцами «голодомора» и краеведами, фиксируя их информацию. Сразу скажем, что очевидцы родились в 1920-1927 годах, некоторые, как сами они признавались, в 1932-1933 годах прошлого столетия «под стол пешком ходили».

Составитель «мозаики голодомора» Л. Артеменко

Интересны акценты. Людей переживших голод, Артеменко преподносит как неких особых лиц, отличающихся от других. Журналист начинает беседу вопросом: «Не заметили ли участники экспедиции особое отношение к еде?» И получает положительный ответ с аргументами: «Все хотели нас накормить, передать гостинцев в дорогу, все имеют огороды и готовят на зиму консервацию». Это что – страшное наследие голода 30-х? И разве все те, кто не скупится на угощение или закрывает на зиму огурцы и кабачковую икру, пережилии «голодомор»? Опять же напомню, что «кураторка» проекта ведёт речь о 93-100-летних долгожителях, которые, по её словам, в силах и на огородах пахать, и банки с помидорами-огурцами закручивать. Причём все.

Ещё один момент. Искательница «геноцида украинцев» сожалеет, что ни у кого не осталось фотографий, которые можно было бы использовать в деле пропаганды. Может, Артеменко думала, что детишки, как в нынешние времена, селфились на фоне умерших от голода?

Ненадёжных очевидцев, которые не разделяли свидомых взглядов на голод 30-х, составители «голодоморной мозаики» тут же готовы были оболгать, мол, «она работала учителем истории, и все эти годы была вынуждена врать, ведь до 1987 года правда была запрещена».

А если человек на вопрос, считает ли он голод искусственным, отвечал: «Не знаю», то «голодоморознавцы» вопрошают: «Это старость или признак постгеноцидной травмы»?

Артеменко уверяет: «Люди до сих пор боятся говорить правду», и (о ужас!) «не задумываются над тем, кто несёт ответственность за преступление». Пани тут же делает вывод, потому что «их волю и желание это понять на физическом уровне уничтожил голод», а виноватых она уже назначила.

Сытая исследовательница приводит ещё один пример «постгеноцидного страха»: «Были и такие, что отказывались встречаться в день записи». Отказался – значит запуган тоталитаризмом и голодом, ни больше ни меньше. То, что у людей за 90 могут быть свои взгляды, планы, проблемы со здоровьем «собирателей страхов» не волнует.

Традиционно упрощенно объяснила Артеменко и суть создания торгсинов. Оказывается, советская власть «открывала сеть магазинов, чтобы выменять, вытянуть и выдурить у людей драгоценности», и голодные люди были вынуждены обменивать их на продукты.

Хотелось бы спросить у Артеменко, живущей в стране постмайданного счастья, для чего в городах появились тысячи ломбардов, которые не закрываются даже в «карантин выходного дня», и для чего люди счастливой страны несут туда свои ценности?

Кстати, искательница «геноцида» сетует на то, что до сих пор «основная масса украинцев не признаёт связи между принудительной коллективизацией и Голодомором». Для «кураторки» такие взгляды – признак отсталости народа, но Артеменко уверена, «это дело времени», и они додавят сознание нации, ведь музей уже создал пособие для учителей истории, а так называемые учёные пошли дальше и уже заявляют, что голод тянулся с 1928 года.

Среди доказательств «искусственности голода», Артеменко безапелляционно называет то, что в 1933 году люди еще голодали, а в 1934 – уже нет! Как вам логика?

Голод 30-х, как уверена Артеменко, окружен мифами, исключительно российскими, особенно «миф про то, что голодали все». То есть русские тоже. Или, например, казахи. Но разве могут украинцы поделиться геноцидом с кем-нибудь ещё? Скажем, с теми же казахами?

Не секрет, что признание голода геноцидом и требование компенсации провозглашено ещё при Ющенко едва ли не стратегическим планом пополнения бюджета и улучшения жизни нации. Как уже было со «скарбом гетмана Полуботка», который вот-вот вернут англичане. Кстати, удивительно, что Зеленский в Лондоне не поинтересовался у Джонсона, как движется дело возвращения украинских богатств?

В качестве доказательства того, что русские не голодали, Артеменко рассказывает, что в «Сумской области на приграничной территории с Россией у людей было больше возможностей выжить», потому что люди ходили туда покупать хлеб.

Но признание голода «геноцидом украинцев» – это одна стратегическая линия, а прививка ненависти – вторая. Здесь бьют не на доказательства, а на эмоциональную голословность, мол, «голодомор» уничтожил религиозность украинцев, фольклор, традиции. И главное, голод погасил «тысячи восстаний, движение сопротивления и борьбу за самостийность», превратив украинцев «в апатичных и готовых безвольно выполнять директивы и постановления». Доказывать существование в 30-годы «тысяч восстаний» Артеменко (да и никто) не собирается.

Не стоит думать, что после того как уйдут из жизни очевидцы голода 30-х, поиски «геноцида украинцев» прекратятся: напротив, не останется тех, кто мог бы не согласиться с формулировкой «искусственный голод». А это позволит ещё более бесстыдно заменять исторические факты мифотворчеством с помощью определённого сорта «краеведов» и «историков». Тема не иссякнет, пока перед Украиной стоит задача воспитания поколений в ненависти к СССР и к России.