Информационно-аналитический портал
ссылка

Предсказал ли Т.Г.Шевченко «украинский конец света»?

Андрей СТАВИЦКИЙ
16.12.2008
Напечатать
Увеличить шрифт
А
А
А

Одним из самых известных творений Т.Г. Шевченко является его поэма «Гайдамаки». В ней поставлены такие вопросы, без изучения которых трудно понять не только его творчество, но и судьбу его родины, отраженной в «Шевченковим міфі України». В этой поэме Т.Г. Шевченко рисует страшную картину крупнейшего восстания XVIII века в Речи Посполитой под названием «Колиивщина», охватившего всё украинское Правобережье, ставшего мифом «украинского национального пекла» [3, с. 114]. Тогда бежавшие из разных мест поляки и евреи укрылись в Умани. Но когда повстанцы подошли к городу, находившийся в нём сотник Гонта открыл ворота и присоединился к восставшим. В результате в Умани произошла чудовищная даже по масштабам того времени «нечувана різанина», закончившаяся гибелью от 20 до 60 тысяч человек. И Гонта принял в ней самое активное участие.

Рисуя образ сотника, видя в нём воплощение казацкой удали и бесшабашности, Шевченко вместе с тем не скупится на мрачные краски. Более того, вопреки реальному историческому персонажу, он «заставляет» своего героя быть беспощадным в кровавом исступлении не только к врагам, но и к своим детям, безжалостно их убивая. Возможно, потому данный образ в украинской литературе давно стал предметом особого внимания. Но выводы на основании его исследователи делают кардинально разные: от переноса кровожадности Гонты на самого автора, на его чувства, характер и подсознательные желания [См.: 5] - до проецирования образа Гонты, уничтожающего в лице своих детей своё будущее, на всю Украину [См.: 3].  
 
По мнению многих украинских мыслителей, Шевченко – пророк.Был ли пророческий дар у него на самом деле – вопрос спорный. Уточним, что творчество в высоких своих проявлениях вполне позволяет создать нечто такое, что впоследствии будет названо и признано пророческим. Не случайно поэзия нередко приравнивалась к пророчеству. Хотя сам поэт этого может и не знать. Слово, образ, метафора обладают суггестивным воздействием и при активной внутренней работе читателя вполне могут привести его к подобным пророческим ассоциациям, даже если поэт их не предполагал. Возможно, именно поэтому П. Кулиш назвал Тараса Шевченко первым украинским историком. Историком-пророком.
 
Если Т.Г. Шевченко - пророк, то что он пророчит этим образом и от чего предостерегает? Тем, кому Бог открывает будущее, даётся шанс это будущее изменить. Что открылось Тарасу Шевченко в образе сотника Гонты? Что он открывает этим образом нам? Трагическая и крайне неоднозначная фигура Ивана Гонты действительно отражает нечто такое, что заведомо выходит за рамки обычного образа, индивидуального портрета: уровень символизации и обобщения в нём таков, что позволяет многим увидеть в нём себя во времени. Но спроецировать его на целую страну? Оправдано ли это?
 
Чтобы разобраться, понадобится привлечь и другой исторический и художественный материал. И здесь бросается в глаза, как работал Т.Г. Шевченко с реальностью, что делал с ней, как трансформировал в своих произведениях, какой смысл в эту трансформацию вкладывал. Примером того, как Т.Г. Шевченко работал с фактами, является история любви его детства Оксаны Коваленко, объявленной отдельными исследователями «шевченковой Лаурой» и рассказанная Т.Г. Шевченко в «Ми вкупочці колись росли...», где «помандрувала / ота Оксаночка в поход / За москалями та й пропала. / Вернулась, правда через год. / ...З байстрям вернулась. Острижена». Известно, что эта печальная история довольно долго воспринималась исследователями жизни и творчества Кобзаря как реальный факт его биографии. На неё, как пишет О. Забужко, даже «купились» такие серьёзные исследователи как П. Зайцев. Но позже выяснилось, что на самом деле реальная Оксана Коваленко, выйдя замуж за хлопца из соседнего села по фамилии Сорока, спокойно растила двух дочек, не подозревая, «як її буде безневинно «острижено» перед історією» [3, с. 99-100] по принципу «если факт не соответствует теории, тем хуже для факта».
 
Таким образом, в одном этом небольшом сюжете задана не только установка изменения реальной, пусть и частной истории, но и предложен метод, позже легший в основу всей украинской «метаистории». Что же стоит за этой метаисторией? «Правда» украинской жизни. «Правда Украины». Та «правда», которая, по мнению ряда исследователей, может и не иметь никакого отношения к реальным событиям, но отражать те глубинные пласты украинского мироощущения, которые и составляют основу национально-исторического мифа Украины [См.: 1].
 
Какое место занимает в этом мифе история с Гонтой? И здесь в первую очередь обратим внимание, что в образе сотника Гонты действительно видна не только его «вампирическая» энергия, но и показан механизм саморазрушения отдельной личности и породившей её страны.Колиивщина стала тогда для Речи Посполитой началом её Апокалипсиса, а Гонта – одним их тех «ангелов Апокалипсиса», которые исполнили вынесенный стране историей приговор. И тогда поневоле спрашиваешь: действительно ли Украина – «родина дремлющих ангелов» [См.: 5]? И что будет с ней, когда они проснутся? Могла ли породить Гонту и ему подобных Украина-рай? Нет. Он – порождение ада. Польского ада, выращенного на Украине и обрушившегося на слабеющую и не желающую меняться страну. Страну, элита которой не имела ни ума, чтобы уравнять в правах православных с католиками, ни сил, чтобы их переделать в католиков или морально сломать и физически задавить. И тогда Украина породила И. Гонту и М. Железняка. Их «нечувана різанина», их кровавые «гайдамацкие банкеты» вызвали такой ужас, что потрясли даже украинцев, заставив их сравнивать гайдамаков с упырями и задуматься: а к чему это ведёт? Не то ли мы наблюдаем на Украине сейчас? И невольно создаётся впечатление, что бесплодность устроенных тогда казаками массовых убийств, бессмысленных и беспощадных, теперь оборачивается обратной стороной, когда на месте той польской элиты оказывается «элита» украинская, также не имеющая ни воли, ни ума.
 
«Примечательно, однако, - замечает по этому поводу О. Забужко, - что языком мифологического архетипа эта бесчеловечность выражается не через «оскотинивание»… (по линии «из человечества – вниз»), а через демонизацию – упыризацию… («Крови мені, крови! / Шляхетської крови, бо хочеться піть, / Хочеться дивитись, як вона чорніє, / Хочеться напитись...”)» [3, с. 113]. И создаётся впечатление, что этим приёмом апологеты казачества снимают с них ответственность, считая, что виноваты в бесчинствах кто угодно, но только не они. Даже Гонта, убивая своих детей, у Шевченко приговаривает: «Не я вбиваю, а присяга». Но в этом контексте экстаз массового убийства, воспринимаемого как Страшный суд, в котором казаки выступают как «невинни злочинці», устроившие «різанину „абичиїх” дочок.» [3, с. 113] (“Отак чини, як я чиню. / Люби дочку абичию”) и пляшущие вприсядку «среди горы женских трупов» [3, с. 115], напоминает бесовский шабаш. Они пытаются победить зло путём ещё большего зла, снять обиды, нанося ещё большие, не замечая, что убийство подменяет собой цель, делая упыризацию казачества адовым проклятьем всего народа, заложенным в его «космо-психо-логос» (Г. Гачев).
 
Впрочем, одно не исключает другого. И литературный образ-метафора на разных уровнях осмысления может активизировать оба среза. Более того, добавит к ним и другие: «убийство атаманом своих детей становится не чем иным, как символом безбудущности («безмайбутности») „проклятого народа”», - пишет об образе Гонты О. Забужко, – «важно не то, „резал” или „не резал”, - важно максимально полно выраженная мифом идея надломленности («звихнености») народной судьбы, метафизической безвыходности, в которой оказывается народ, что попадает в зависимость от совершенного им „страшного суда”» [3, с. 115].
 
Миф так устроен, что породить его можно, но полностью управлять им, когда он создан, уже нельзя. Его трансформация создателям мифа не подвластна. И так, развиваясь, миф множит и транслирует смыслы, нередко совершенно разного звучания. И тогда получается, что для украинской метаистории Шевченко - своеобразный аналог Вия: он указал путь ангелам ада, бросив их в прорыв на то, что для других свято? Или - Орфея, выводящего песнями из тёмного ада-России свою Эвридику-Украину? Но является ли Украина раем? Не несёт ли она в себе свой ад? Тот ад, который Т.Г. Шевченко невольно открыл в Украине и, возможно, в себе носил? Не превращается ли при этом украинский Орфей в создателя украинского ада, который он своими образами вызвал и породил? Не происходит ли так, что двери в будущее для разбуженной его песнями Украины уже закрываются, но снова открываются совсем другие – двери, что позволяют прийти в мир, почему-то названный раем, ангелам Апокалипсиса?  
 
Так осмысление бытия Украины на экзистенциальном уровне заставляет мыслить на языке Апокалипсиса.
 
Почему Украина не в состоянии открыто взглянуть «в лицо» своему будущему? Не потому ли, что украинский «эдипов комплекс» перед Россией и борьба за обладание матерью-прошлым венчается полной «слепотой» украинской «элиты» [См.: 1]? Но можно ли так жить дальше? Рано или поздно придётся ответить на стоящие перед страной вопросы. Или ответить за то, что не отвечали. Что не сумели найти силы посмотреть правде в глаза и сформулировать достойный будущего ответ. Так ли это или нет, сказать пока трудно, но создаётся впечатление, что развал Украины уже идёт. Российский публицист Максим Калашников написал статью об Украине под названием «Страна без ног» [См.: 2]. Впрочем, возможно, - судя по политике «элиты» - без головы. Тогда Украина, заявленная как горящий Феникс, оборачивается безголовой курицей, танцующей пляску смерти и не понимающей, что с ней произошло.
 
Каков же ответ? Не знаем. Настоящая литература не спешит давать ответы, демонстрируя склонность к игре смыслов и импровизации, плодит метафоры и множит ассоциации, ставя в конце лишь вопросы и многоточия. А история, как и великая книга, - Текст без начала и конца. В нём всегда есть возможность для иного прочтения. Бывает и так, что книга берёт на себя то, что может произойти на самом деле. И эта зависимость судьбы Украины от пророческого текста в данном случае вполне очевидна. Но в чём она проявляется? Что стоит за ним: предостережение о том, чего можно избежать, или фатальная неизбежность? Возможно, ужасный конец предпочтительней ужаса без конца. И что бы ни произошло, с нами будет то, что мы есть.
 
СТАВИЦКИЙ Андрей Владимирович - заведующий кафедрой гуманитарных дисциплин Севастопольского филиала СПбГУП, кандидат философских наук, учитель-методист. 
 

_____________________
1.      А.В. Смысл украинской истории в контексте ее мифологизации // http://rusprostranstvo.com/?p=52
 
2.      Калашников М. Страна без ног // http://rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=5321
 
3.      Забужко О. Шевченків міф України. Спроба філософського аналізу. – 3-е вид. – К.: Факт, 2006. – 148 с. – (Сер. „висока полиця”).
 
4.      Вόдичка Г. Родина дремлющих ангелов. – К.: Амадей, 2002. – 285 с. – Мова російська.
 
5.      Бузина О. Вурдалак Тарас Шевченко // http://www.ukrstor.com/ukrstor/buzina_wurdalak.html
ИСТОРИЯ
2886
Поставить лайк: 276
Если Вы заметите ошибку в тексте, выделите её и нажмите Ctrl+Enter, чтобы отослать информацию редактору
https://odnarodyna.org/content/predskazal-li-tgshevchenko-ukrainskiy-konec-sveta