Информационно-аналитический портал
ссылка

«Я вижу изневоленную Русь...»

Матвей СЛАВКО
20.08.2011
Напечатать
Увеличить шрифт
А
А
А

11 августа 1932 г. в крымском Коктебеле умер известнейший поэт, эссеист, переводчик, художник Серебряного века русской поэзии Максимилиан Волошин. Еще при жизни он стал легендой. Сейчас легенда вырастает в миф. И Волошин всецело выполнил свое обещание, данное самому себе и миру в стихотворении «На дне преисподней» (Коктебель, 1922), посвященном памяти поэтов А. Блока и Н. Гумилева и адресованном нашей большой Родине:

…И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
 
 
Российской крымской Голгофы, избранной им самим, он стоически не покинул. Рассказывают, в последний период зарабатывал на кусок хлеба тем, что на коктебельском пляже предлагал новой советской публике вырезать на заказ портретные силуэты ножницами из бумаги (помните такие же Елизаветы Кругликовой?). Тем не менее  незадолго до смерти позвонил в приемную сталинского Союза писателей и предложил отписать свой коктебельский дом государству. На том конце повесили трубку, однако завещание поэта осталось в силе: передать дом писателям. И сделать так, как это было при жизни Волошина. Так родился Дом творчества «Коктебель», а поселок, который в советское время даром что назывался Планерское, превратился в поселок научной и художественной интеллигенции. Нынче всё не то и всё не так: прошли лихие 1990-е, годы бандитского передела, и теперь грохочущая, свищущая и стонущая коктебельская набережная мало напоминает тихий интеллигентский поселочек, а по ночам курортного периода особенно сильно походит на филиал ада.
 
А при жизни Волошин превратил пенаты в бесплатный приют для подобных себе, как занятно подмечено наблюдателями, «обормотов», служителей мистификаций и маскарадов, каковыми их воспринимали немногочисленные соседи по поселку; откуда ж им было тогда знать, что все это – будущий цвет и слава российской культуры, прежде всего литераторы: О. Мандельштам, Н. Гумилев, Л. Леонов, М. Пришвин, В. Ходасевич, А. Грин, И. Эренбург. Но и художники: В. Поленов, К. Петров-Водкин, К. Богаевский, П. Кончаловский, А. Бенуа, А. Остроумова-Лебедева, Р. Фальк, А. Лентулов, Г. Верейский, даже мексиканец Диего Ривера, а также служители других искусств – скульпторы, музыканты, театралы. Другом здесь была и автор стихов «В лесу родилась елочка» Майя Кудашева, будущая жена Р. Роллана. В 1888 г. здесь гостил Чехов, в 1917 г. -  Горький, а в 1924 г.  - Брюсов. По инициативе последнего в Коктебеле были организованы своеобразные литературные турниры. Почин подхвачен и теперь, с 2003-го, на Международном Волошинском литературном фестивале каждый год проходит турнир современных поэтов.
 
В доме Волошина побывали поэты И. Сельвинский, К. Чуковский, Н. Заболоцкий, В. Рождественский, а уже после смерти хозяина летом 1936 г. жил А. Платонов.
 
 
Вид дома Волошина и г. Сюрю-Кая в Коктебеле. Картина М. Волошина
 
* * *
 
Волошин выглядел экзотично, как будто валун, выросший из местных холмов и скал, из травы кермек и ковыля, выгоревшего от изобилия солнца. Максимилиан ходил босиком, в холщовой рубахе навыпуск, буйную волосяную поросль на голове подвязывал полынью и брючным ремнем. 
 
Это ничуть не противоречило его культурной укорененности. В заслугу Волошину ставят такой факт: без него в России не было бы собрания новейшей французской живописи в Музее изобразительных искусств и в Эрмитаже. Документы показывают, что в Париже он отобрал для Щукинской коллекции Гогена, Ван Гога, Матисса, Моне, Ренуара и других импрессионистов, а когда Щукин заколебался, усомнился, Волошин разъяснил ему, что со временем эти полотна будут весьма в цене.
 
Есть и воспоминание писателя Эм. Миндлина в его книге «Необыкновенные собеседники»: «На нем был костюм серого бархата – куртка с отложным воротником и короткие, до колен, штаны – испанский гранд в пенсне русского земского врача, с головой древнего грека, с голыми коричневыми икрами бакинского грузчика и в сандалиях на босу ногу». М. Цветаева видела Волошина – «в его белых, без улыбки, глазах, всегда без улыбки – при неизменной улыбке губ». Она не помнила ни у кого таких: «...глаза точь-в-точь как у Врубелевского Пана: две светящиеся точки... Не две капли морской воды, а две искры морского живого фосфора, две капли живой воды».
 
 
Портрет М. Волошина на веранде Дома-музея поэта
 
Русскому поэту слободского Харькова Б. Чичибабину принадлежат характеристические строки о Волошине – сильные стихи, отражающие как корни, так и мистические искания Максимилиана:
 
Буддийский поп, украинский паныч,
в Москве француз, во Франции москвич,
на стержне жизни мастер на все руки,
он свил гнездо в трагическом Крыму,
чтоб днем и ночью сердце рвал ему
стоперстый вопль окаменелой муки. 
 
Теперь многие смотрят с набережной Коктебеля в сторону спящего вулкана Карадаг и видят слева профиль Максимилиана Волошина. Многие пытаются запечатлеть его не только на современное цифровое фото, но и с помощью красок.
 
 
На набережной, у дома-музея Волошина, на фоне Карадага
 
Максимилиана Александровича следует воспринимать как совокупное явление. Этот человек создал в Коктебеле, по словам Андрея Белого, один из важнейших культурных центров Европы. Кому-то могут не нравиться его акварели, кто-то критично относится к его литературным сочинениям, однако бесспорен факт цельного присутствия Волошина в русской культуре. В самом деле, он создал свою культурно-географическую Вселенную, оплодотворив, осмыслив это место. Он так и остался гением места, угадав эту точку на берегу Коктебельской бухты в Киммерии – у подножий древнего вулкана Карадаг, холмов Сюрю-Кая, Кучук-Енишар (на вершине которого он и похоронен), Верблюд-горы.
 
 
Могила Максимилиана Волошина
 
Точное замечание сделал в своей лекции, тоже с весьма характеристичным названием «Неравновесность поэзии Серебряного века», поэт Юрий Кабанков (Владивосток) – о духовном восхождении Волошина, который от «исканий», от питерской «башни» Вячеслава Иванова, от серебряновековой богемы с ее дионисийством, неизбежными «демонами» и ложной ломкой томностью, оторвался и поднялся, как на свой окончательный холм Кучук-Енишар, к совестливому размышлению о душе и Родине, о молитве за Русь и русское. Максимилиан, как помним, был не только поэтом и художником, собирателем выдающихся литераторов Серебряного века, гостивших и творивших в его доме в разные годы – вместе и поврозь, но и молитвенником за “белых” и “красных”, укрывавшим от расправ и тех, и этих, человеком, спасшим немало жизней.
 
Нас не могут и сегодня, спустя век, не волновать его горькие, и по-прежнему актуальные строки коктебельского стихотворения «Мир» от 23 ноября 1917 г. (обратим внимание на дату, только что произошел большевистский переворот):
 
С Россией кончено... На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
 
 
Нынешняя Украина, которой по велению волюнтариста Н. Хрущева, как лакомый кусок, нежданно пал в руки Крым (коим она не умеет и не сумеет распорядиться), вроде тоже тщится как может сохранять память о Волошине, имея в виду и вторую малороссийскую часть фамилии поэта. Свой род Макс вел от запорожских казаков (его фамилия по рождению – Кириенко-Волошин), а также от обрусевших в XVIII в. немцев. 19 июня 2007 г. в Киеве состоялось открытие бронзовой мемориальной доски (скульптор – заслуженный художник Украины Н. Рапай, архитектор В. Дормидонтов) на доме, в котором 16 (28) мая 1877 г. родился Максимилиан Александрович: в центре Киева, напротив университетского ботсада, на пересечении улиц Л. Толстого и Тарасовской, угловой дом номер 3-а.
 
 
Мемориальная доска в Киеве, на доме, где родился М. Волошин
 
Нынче продолжается на Украине и переиздание волошинских малотиражных раритетов. Вслед за знаменитой книгой Волошина «Иверни» в 2010 г. по инициативе попечительского совета Дома-музея Волошина и при содействии все тех же харьковских меценатов (аудиторская компания «Рубаненко и партнеры») переиздана малоизвестная волошинская книжка «О Репине» (М., 1913) в продолжение программы 2010–2013 гг. в рамках проекта «100-летие Дома Волошина – знаменательное событие в культурном пространстве Украины, России и Европы». Летом 2010 г. состоялся также обмен выездными экспозициями между Домом-музеем Волошина и Художественно-мемориальным музеем Репина в г. Чугуеве Харьковской области.
 
 
Вид с крыши Волошинского дома-музея на набережную с памятником и г. Карадаг
 
Сегодняшние любители отечественной словесности удивляются: почему Волошин столь современно звучит? Кажется, дело не столько в словаре, сколько в трагичности мирочувствия, по остроте весьма созвучного сегодняшнему дню. Общность трагического созвучна с современностью, признаки смутного времени и сейчас впечатляющи.
 
Он не только в 1924 г. в Коктебеле написал знаменитую поэму «Россия», но уже в 1914 г. отправил письмо военному министру России с отказом от военной службы и участия в бойне Первой мировой войны. Волошин оставил афористичные строки: «Кто раз испил хмельной отравы гнева, / Тот станет палачом иль жертвой палача». «Хмельная отрава» братоубийства – по Волошину – равно грозит и палачу, и жертве палача. В том самом письме военному министру он достаточно неожиданно заявил: «Я отказываюсь быть солдатом, как европеец, как художник, как поэт... Как поэт я не имею права поднимать меч, раз мне дано Слово, и принимать участие в раздоре, раз мой долг – понимание». Война для Волошина была величайшей трагедией народов. Для него «в эти дни нет ни врага, ни брата: все во мне, и я во всех».
 
И хотя, как мы знаем, в огне брода нет и гражданин всегда вынужден делать выбор, в годы Гражданской войны поэт старался умерить вражду меж соотечественниками, прятал, рискуя жизнью, в своем коктебельском доме (в потайной комнатке кабинета-мастерской) преследуемых с обеих сторон.
 
 
 
Кабинет М. Волошина. Здесь, в мансарде, поэт прятал друзей от облав
 
 
И белые, и красные Россию
Плечом к плечу взрывают, как волы, –
В одном ярме – сохой междоусобья,
Москва сшивает снова лоскуты
Удельных царств, чтоб утвердить единство.
 
 
Смутные годы России привели Волошина к написанию горьких слов: «И нет истории темней, страшней, / Безумней, чем история России». Тяжелые строки. Выйдем ли мы, сегодняшние, за рамки правоты такого понимания участи нашей Родины?
 
И этой ночью с напряжённых плеч
Глухого Киммерийского вулкана
Я вижу изневоленную Русь
В волокнах расходящегося дыма,
Просвеченную заревом лампад –
Страданьями горящих о России…
И чувствую безмерную вину
Всея Руси – пред всеми и пред каждым,
 
– так Волошин завершил поэму «Россия».
 
 
Хорошо бы и нам, гражданам Всея Руси, чувствовать свою вину пред ней, Русью, которую мы пока что, по верному слову того же Волошина, «прогалдели, проболтали, пролузгали…».
 
 

Холм Кучук-Енишар, увенчанный могилой М. Волошина. Вид от Тихой бухты

КУЛЬТУРА
97
Поставить лайк: 213
Если Вы заметите ошибку в тексте, выделите её и нажмите Ctrl+Enter, чтобы отослать информацию редактору
https://odnarodyna.org/content/ya-vizhu-iznevolennuyu-rus