Как разрушали СССР: «Червона рута»

Сегодня Украина, похоже, стала единственным в мире заповедником, где запрещают выступать музыкантам, которых нация признаёт вредными и опасными для государственной безопасности и суверенитета, угрожает смертью. Создавать этот заповедник начали в сентябре 1989 года.

С началом перестройки у лидеров национальной оппозиции республик СССР были уже выстроенные (или предоставленные «партнёрами») «концепции» использования молодёжи в деле развала советской системы. Одной из форм максимального охвата этого типа аудитории была популярная музыка, особенно в форматах музыкального самиздата и фестивалей.

Протестность легализованного «русского рока» и раскручиваемость попсы конца 80-х элементарно привязывалась к национальным претензиям оппозиционеров. Кроме того, музыка стала приносить прибыль, и на эти потоки сразу сели деловые лидеры республиканских организаций ВЛКСМ. В Прибалтике, Москве, Ленинграде уже гремели альтернативные фестивали, а УССР ещё только доходила до подобного использования молодёжной политики и заработков.

Идея проведения мовного музыкального фестиваля родилась не в Харькове или Одессе. По известной некрофильской традиции «правильную национальную музыку» связали с якобы убитым КГБ Владимиром Ивасюком.

Несмотря на то, что его «Червону руту» или «Я піду в далекі гори» исполняли по всему СССР и крутили по Всесоюзному радио, Ивасюка объявили якобы запрещённым и даже мучеником режима, а на его 40-летие 4 марта 1989 года во Львове провели молодёжный поход по городу до могилы на Лычаковском кладбище.

Поэтому не мудрено, что первый фестиваль «Червона рута» провели ещё в 1988 году в Кицмани на родине музыканта. Впоследствии тоже отталкивались от «бренда» Ивасюка.

Сегодня десятки украинцев называют себя организаторами фестиваля 1989 года или авторами идеи его проведения. Среди них – журналист Иван Лепша, телевизионщик Кирилл Стеценко, тогда ещё поэт Иван Малкович. Группа «Сёстры Тельнюк» уверяет, что идея принадлежит поэту Степану Тельнюку – отцу певиц.

Реально масштабный фестиваль 1989 года стал возможным благодаря «музыкознавцям» с комсомольскими корнями Тарасу Мельнику, Анатолию Калиниченко и Олегу Репецкому, а окончательно добро дал тогдашний заведующий идеологическим отделом ЦК КПУ Леонид Кравчук. За комсомольцами подтянулись и спонсоры, не обошлось без помощи диаспоры, работавшей через украинско-канадскую фирму «Кобза».

Местом проведения выбрали Черновцы, сценарием фестиваля занимались Стеценко и режиссёр Сергей Проскурня, тот самый, что писал оратории, посвящённые Небесной сотне и «героям АТО».

Главным условием участия в фестивале была украиномовность песен. А идеологическое наполнение фестиваля оказалось гуцуло-галичанским.

На стадионе «Буковина» жгли костры, дудели трембиты, бродили мужики в туземных костюмах, на фоне которых странновато смотрелись львовские общественники из общества «Кош», идентифицирующие себя запорожскими казаками. Уже тогда западенщина замахнулась на «приватизацию» казачества как якобы символа украинства.

Помнится, тогда организаторы даже «заказали» хорошую погоду у карпатского мольфара Михайлы Нечая, который реально бродил вокруг стадиона. Потом, кстати, Нечай высказывал сожаление об этом.

Комсомол, нацики, мольфары, казаки… Ощущение перестроечного «кафкианства» добавлял печатный ежедневник фестиваля с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Символичными цветами «Червоной руты» стали красно-черно-белый триколор, причем красный цвет означал попсу, черный – рок, а белый – бардов и кобзарей. Однако на стадионе господствовал ещё нелегализованный сине-жёлтый, с избытком хватало трезубов, а на окружающих стадион-площадках, где выступали те, кого не допустили до главной арены, встречались и флаги УПА*, и гербы то ли Львова, то ли дивизии СС «Галичина».

Разумеется, «под фестиваль» подтянулись политиканы, активно распространялась антисоветская литература, символика. Современные «мемуаристы», описывая события вокруг фестиваля, упирают на необычный прессинг со стороны милиции.

Якобы изымались флаги, разбили головы Тарасу Петриненко и Георгию Гонгадзе, на стадион не пускали людей в вышиванках. При этом на фото голова Петриненко цела, на стадионе масса людей в вышиванках, а львовянина Юрка Волощака и его друзей в костюмах казаков пропустили не только с саблями, но и с маленькой пушкой. Что же касается большого количества кордонов милиции, то сегодня их не меньше на любом футбольном матче. К тому же милиционеры уже имели опыт драк с представителями РУХа, «Товариства Лева» и СНУМа.

Если говорить, собственно, о музыке, то на тот момент спектр исполнителей был большой (до 300-400), но качество вызывало уныние.

Тем не менее свою позитивную роль локомотива украинского шоу-бизнеса фестиваль сыграл. Народ радовался уже знакомым даже Москве «ВВ», «Братам Гадюкиным», хихикал над ужимками странноватого Андрея Миколайчука, аплодировал раскрученному фолку. Но задачи были другими, и само действо полностью отвечало задумкам организаторов. Музыка была вторичнее национализма.

Кобзарь Василий Жданкин затянул «Щеневемрлу», что назвали первым публичным её исполнением в СССР. Значительная часть исполнителей, ничем и никем не запомнившихся, выла свою бездарную заунывность, зачастую просто похищенную у других музыкантов.

Тарас Курчик – исполнитель ворованной европопсы на мове

Отличился юный спивак из Дрогобыча Тарас Курчик, который исполнил песню со словами «віддайте мову» с беспардонно украденной мелодией группы А-НА (Stay On These Roads). «Ми забули рідну мову, за яку колись діди кров свою пролили», – пел Курчик. «Радио Свобода» назвало эту песнь «гимном украинской мовы».

Не обошлось без антисемитского скандала в связи с песней «Сестрички Вики» (ныне бесславно уехавшей в США Виктории Врадий) «Ганьба», где прозвучало обвинение «жидам». Еврейская община Буковины было возмутилась, но обошлось без последствий. Ещё одна из песенок «Сестрички Вики» «Шахтёрские буги» рисовала публике образ горняка Донбасса – алкаша.

Член жюри Тарас Петриненко тоже решил «чёнить сбацать», и спел песню про Народный рух Украины.

Некой характеристикой фестиваля могут быть слова Андрея Середы, лидера группы «Кому вниз», официально признаваемой своей нацистами и скинхедами, что «именно «Червона рута» помогла нам отойти от совдепии и вернуться домой», ведь до фестиваля группа была русскоязычной.

Кстати, после «Червоной руты» большая часть зрителей и исполнителей вернулась во Львов, где провела митинг у будущего памятника Шевченко. О фестивале, как об этапе консолидации не музыкантов, а «свободной нации», как о скором предвестнике самостийности, тогда не говорил только ленивый.

Фестиваль предполагал награждение, а его «мовнонаправленность» указывала на то, что победителей из центральной и восточной частей УССР не будет. Исключениями стали Маричка Бурмака, тогда представлявшая Харьков, Андрей Миколайчук из Черкасс, несколько одноразовых исполнителей из Киева. 90% наград и дипломов взяли западенцы.

Но организаторы сделали выводы, и следующие фестивали проводили уже на восточных территориях (Запорожье, Донецк, Севастополь, Харьков, Днепропетровск…) уже как Drang nach Osten «мовномузыки». И надо отдать должное, такая украинизация частично удавалась.