Сражение под Прохоровкой: обрушение краеугольного камня операции «Цитадель»
За пять месяцев после окончательного поражения немецких войск под Сталинградом (2 февраля 1943 года) Третий рейх смог провести новую мобилизацию людских резервов, его промышленность – обеспечить войска наступательными видами вооружений, а Генеральный штаб – разработать план стратегической наступательной операции «Цитадель».
Операция возрождала идеи блицкрига («наступление в возможно быстром темпе»), предполагала широко использовать момент внезапности, делала ставку на победное для вермахта образца 1941 года массированное применение ударных сил на узком участке («железный кулак»), по замыслу став в итоге не только «победой», но более того – «факелом для всего мира», как гласил приказ Гитлера № 6 на проведение операции «Цитадель».
Непосредственной задачей немецких армий было «срезание» курского выступа, выравнивание линии фронта, а дальше, в ходе развития успеха, «навязывание Красной армии своей воли», чем открывала германским войскам дорогу на Ленинград (куда от Курска 1200 километров), Москву, от которой вермахт был отброшен на 500 км, и на юг, где в расстоянии 2000 км лежали запасы бакинской нефти, позарез нужной вермахту.
Так кто, кстати говоря, «воевал по глобусу» – Сталин, как это утверждается фальсификаторами истории, или на самом деле Гитлер?
Самым удобным временем начала реализации операции «Цитадель» был конец марта – начало апреля, когда грунт подсыхал настолько, что мог без труда выдерживать давление гусениц бронетехники, но немцы медлили, ибо заводы рейха выпускали в месяц, начиная с января по июнь 1943 года лишь по 35, 32, 41, 46, 50, 60 новейших танков Pz VI Ausf E Tiger («Тигров»), но именно на их использовании, как «супероружия», делался основной упор.
Танк этот действительно являлся своего рода шедевром конструкторской мысли: имел не рычажное, как водится, управление, а рулевое, «баранкой», как в автомобиле, и такие же «автомобильные» педали: газ, сцепление, тормоз. Располагал бинокулярным цейсовским прицелом, мощной 88-мм крупповской пушкой с электрозапалом, надёжным 100-миллиметровым лобовым бронированием, почти ничем не пробиваемым (кроме снарядов САУ-122, которых было ещё очень мало в РККА, а тем более САУ-152, снискавшей прозвище Зверобой, которая «Тигры» и прочее «зверьё» вроде «Пантер» вообще рвала на части, но их производство только налаживалось (выпуск их в тот же период составлял, по месяцам первого полугодия 1943-го лишь 1, 15, 90, 75, 25, 84 единицы).
Новейшие германские танки распределялись не поровну во все части, а лишь в элитные, в числе которых находились 1-я моторизованная дивизия «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», 2-я моторизованная дивизия СС «Рейх» и 3-я моторизованная дивизия СС «Мёртвая голова», которые волей прихотливой военной судьбы оказались 10 июля под доселе никому не известной деревней Прохоровкой, название которой затем обошло весь мир.
Советское военное командование благодаря разведчику, имя которого до сих пор не разглашается (псевдонимом Вертер), действовавшему в самой верхушке руководства фашистской Германии, знало всё о готовившейся операции «Цитадель»: времени начала её реализации, силах и средствах.
Нашим ответом на неё явилась разработка целой серии оборонительных и наступательных стратегических операций, пожалуй, впервые в практике применявшихся не строго последовательно, а зачастую параллельно.
В зацеплении таких «зубьев» и заработала гигантская, протяжённостью по фронту 550 километров и на 150 км в глубину, военная машина, в работе которой участвовали с обеих сторон около 2 миллионов человек, 6 тысяч танков, 4 тысячи самолётов и других средств уничтожения противника.
При этом с нашей стороны их было выставлено в 7 раз больше, чем в контрнаступлении под Москвой, и почти в 5 раз больше, чем под Сталинградом: мощь Красной армии росла день ото дня, эвакуированные военные заводы вышли на плановый уровень производства, шансов на успех у немцев становилось всё меньше и меньше. Но всё это ещё нужно было доказать, умножив технический потенциал на мужество и отвагу бойцов.
Что и произошло в ходе величайшего, неслыханного в мире сражения, комплекс баталий которого получил общее название Курская битва, продолжавшегося с 5 июля по 23 августа 1943 года, долгих 50 дней и ночей.
Красиво нарисованные на карте плана «Цитадели» стрелы германского наступления с юга и севера, пресловутые «клещи», не сомкнулись восточнее Курска, германским войскам сразу был дан должный отпор.
Демонстрируя гибкость в принятии решений, генштаб рейха быстро перенёс упор на удар юго-восточнее, имея основание надеяться на успех: он осуществлялся выше упомянутыми отборными дивизиями СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мёртвая голова», под общим командованием обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера, героя французской и польской кампаний, а также ожесточённой битвы на Бородинском поле 14 октября 1941 года, в которой он был тяжело ранен, потеряв один глаз.
Хауссер поначалу оправдал доверие своего командования, прорвав две линии нашей обороны и углубившись на 35 километров в тылы РККА. На третьем рубеже ему противостояла, судя по данным германской разведки, 5-я гвардейская (общевойсковая) армия под командованием генерал-лейтенанта А.С. Жадова, мощь которой значительно уступала наступавшим.
Командование РККА без промедления сориентировалось в быстро меняющейся обстановке, и перебросило на усиление направления 5-ю гвардейскую танковую армию, которой командовал генерал-лейтенант танковых войск П.А. Ротмистров, и некоторые другие части.
Совершив молниеносный многокилометровый марш, её корпуса, бригады, полки и батальоны во всех смыслах железным щитом стали полукольцом между посёлком Весёлый на севере и деревней Иваново на юге, лежащими по кривой на расстоянии примерно 30 километров, имея за спиной населённые пункты Беленихино, Сторожевое, Прелестное и другие, а также Прохоровку, чьё имя и дало название танковому сражению, разыгравшемуся здесь, прежде невиданному: концентрация боевых машин с обеих сторон составляла, по разным оценкам, от 1200 до 1500 единиц.
В идеале танки против танков не воюют: это средство прорыва, поддержки наступающей пехоты, преодоления обороны противника. Ситуативная логика войны отвергла эти постулаты. Используя дальнобойность орудий «Тигров», способных поражать танки Т-34 на расстоянии до 2-х километров, немцы и пытались расстреливать их издалека. Но в подвижные «тридцатьчетвёрки», а тем паче юркие Т-70, постоянно маневрировавшие, ещё нужно было попасть: они быстро перемещались на поле боя, зачастую избегая поражения.
Наши танкисты, имея преимущество в скорости и маневренности, старались навязать «Тиграм» ближний бой, «броня к броне», поражая неуклюжие тяжёлые танки в их боковые проекции, не имевшие надёжной защиты.
Пехота в траншеях стойко переносила танковые атаки и жгла монстры с крестами на броне, забрасывая гранатами и бутылками с зажигательной смесью моторные отсеки: бензиновые V-образные авиационного типа двигатели «Тигров» фирмы «Майбах», дававшие им сокрушительную мощь, горели прекрасно.
Обе стороны имели боевые приказы, но в реальности успех зависит не только от командования, но и любого исполнителя его воли: в ходе боестолкновения приказов на все случаи не напасёшься, каждый ведёт свой собственный бой, и успех дела решает то обстоятельство, трус он или герой.
Битва под Прохоровкой не является исключением. С позиций «постзнания» (а как иначе?) можно сказать, что немцы проиграли её с самого начала, поскольку не смогли прокатить впереди себя «волну страха», основанную на «превосходстве» своей техники и организации, как это случалось прежде, и на чём строился весь расчёт применения «вундерваффе»: воины РККА не дрогнули ни при виде стальной армады врага, ни когда она пошла в ход.
Сражение, начавшееся в 8:30 утра с нашей артподготовки, а затем обработки позиций РККА вражеской авиацией, быстро распалось на отдельные «пазлы»: советские самолёты прогнали «бубновых», пушечные дуэли переросли во встречные танковые бои, преодоление пехотой и гусеничными машинами немецких противотанковых заграждений, танковые атаки «фрицев» (около 100 машин) на господствующую высоту с отметкой 266.6 метра, танковый прорыв гитлеровцев в наш тыл на глубину порядка 1, 5 километра (откуда ни один немецкий танк обратно не вернулся)…
Накал боя быстро достиг немыслимого «крещендо»: по воспоминаниям очевидцев, «рои самолётов издали походили на тучи», «с неба падали горящие их части». «Рвутся бомбы… Такой грохот стоял, что кровь текла из ушей». А танки тем временем «шли лавиной, бессчётно». «Машины [немцев] двигались по полю зигзагами, меняя направление. Чтобы сбить с толку наших артиллеристов, помешать им прицелиться…»
«Танки различали по силуэтам», ибо «взрывы поднимали в воздух землю, все поле горело. Солнце закрылось плотной взвесью пыли, песка и золы, стоял запах горелого, раскаленного металла и пороха… Бойцы задыхались от тяжелого, удушливого дыма, который стлался по полю, щипал глаза.. Над полем стоял грохот разрывов, гул моторов и скрежет сталкивающихся машин». «Такой грохот стоял, что кровь текла из ушей».
Действительно, расстреляв свой боезапас, «тридцатьчетвётки» часто шли на таран вражеских машин, и гораздо более лёгкая (31 тонна против 57-ми у «Тигра») советская машина с 500-сильным дизельным двигателем, гораздо более стойким к возгоранию, и лучшей центровкой, переворачивала немецкий танк, после чего экипажи выскакивали из повреждённых машин и сцеплялись в смертельной рукопашной схватке.
К 14 часам пополудни советские танковые подразделения, добившись перевеса сил, стали теснить противника в южном направлении. Захватить Прохоровку, прорвать оборону советских войск и выйти на оперативный простор немцам не удалось. Но и советским войскам не случилось окружить группировку противника.
Тем не менее сражение нами было выиграно, хотя и дорогой ценой: из порядка 800 танков РККА потеряла примерно 500 (60% состава), но и немцы дёшево не отделались: из приблизительно 400 бронированных машин на поле битвы осталось 300 (75% вышедших из строя).
Приводя эти цифры, постоянно оспариваемые «независимыми историками» мы ориентировались не на их досужие вымыслы, а проверенную временем «Военную энциклопедию» 1999 года издания. Велики были и людские потери: с советской стороны они составили 7 тысяч человек, с немецкой данные вариативны: утверждается о 842 человеках убитыми, ранеными и пропавшими без вести (та же «Википедия»), но есть и другие, более заслуживающие доверия источники, доводящие германские потери до «около 10 тысяч человек». Нам до них по большому счёту дела нет, а все имена наших героев запечатлены навеки на мемориальных плитах музея-заповедника «Прохоровское поле».
Оставим вообще этот спор историкам, для нас важнее другое: после трёх дней гробовой тишины, внезапно установившейся над перепаханным военным металлом полем Прохоровского сражения («разом прекратилась канонада орудий, не летала авиация, всё замерло»), 16 июля немцы отошли на исходные позиции, занимаемые ими к началу Курской битвы.
А точку в бессмысленном споре, кто победил на Прохоровском поле, поставил, пожалуй, уже давным-давно генерал-полковник Хайнц Гудериан, на то время (1943 год) главный инспектор бронетанковых войск. Он писал: «Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время вышли из строя,..и уже больше на Восточном фронте не было [для нас] спокойных дней».
Заглавная иллюстрация: фрагмент диорамы «Курская дуга»