Донецкие картины без войны
На днях в Донецке в Республиканской универсальной научной библиотеке имени Н.К. Крупской открылась выставка живописи Владимира Емельяновича Филичева – человека удивительной судьбы, не покинувшего город в лихое военное время, двукратного чемпиона мира по гиревому спорту среди ветеранов, бегуна-марафонца, шахтера, поэта, художника.
Воздушность и утонченность выполненных маслом и представленных в экспозиции работ под общим названием «Пейзажи Белоруссии, Кавказа и Донбасса: этюды с натуры» вызвали большой зрительский интерес.
Вот что о себе, о творчестве и спорте, о двух войнах, которые выпали на его долю, Владимир Емельянович рассказывает специально для читателей «Одной Родины».
- На выставке представлены только 32 этюда, а вообще работ у меня больше. Это и портреты, и сюжеты, и пейзажи, которые мне особенно близки.
Я очень люблю природу, чтобы иметь возможность писать ее достоверно с натуры, работая еще на шахте, даже специально брал отпуск и отправлялся куда-нибудь.
Порой в Белоруссии в отпуске писал, сопоставляя увиденное с картинами раннего детства, которое провел на ее просторах, где в войну «партизанил», а после пас коров. Мой белорусский период жизни напоминает кино, спасительное, но местами очень страшное.
Дело в том, что я родился в 1940 году в Орловской области в крепкой крестьянской семье. Летом 1941 года отец ушел на фронт, а мы уже в декабре оказались под оккупацией. Оккупанты с нами не церемонились, например сожгли дотла наш крепкий дом, а нас - мать, пятерых детей и белую корову с ласковым именем Дочка - стали угонять в Германию. Всех, включая корову, загнали в товарный вагон и повезли. Сколько времени мы ехали, по каким дорогам - не помню. Но вдруг, как в сказке, впереди прогремел взрыв, раздались автоматные очереди, вагон открыли какие-то люди, теперь я понимаю, что это были белорусские партизаны. Они скомандовали: «На выход! Бежать!» Кругом лес, поэтому вместе со своей белой коровой мы бежали куда глаза глядят. Вышли к деревне Гуры Заславского района, расположенной в Минской области, попросили приюта у местных жителей. Они, сами страдающие от оккупации, особого комфорта предложить не могли, а вот против нашего поселения в почерневшей заброшенной бане на краю леса не возражали.
В скорости от стрессов и лишений заболела и умерла наша мать, потом от укусов немецких овчарок сошла в могилу старшая сестра. А мы, трое братьев и еще одна сестра, остались сами по себе. Ухаживали за коровой и искали в лесу пропитание, видели в лесу и немцев, и румын, и карателей, и полицаев.
Полицаев с детской меткостью мы называли русскими немцами.
Вслушиваясь в звуки леса, мы определяли, где идут бои, и едва смолкала стрельба бежали туда в надежде найти хоть что-то съестное. Там же собирали боеприпасы. Наш старший брат передавал их партизанам.
В общем, выживали, как могли, а на излете войны в 1945 году увидели отца.
То, что он нас разыскал, можно считать невероятным чудом. Оказалось, что он был фронтовым шофером. Возил снаряды и прочие грузы на передовую и не забывал о своей исчезнувшей семье. В один и таких выездов его так серьезно накрыло взрывом, что бойцам пришлось его откапывать. Один из тех, кто его откопал, до войны был жителем деревни Гуры. Они с отцом стали общаться, и отец узнал о прибившихся к деревне, как оказалось, его детях.
Тот день, когда я увидел отца, я помню до сих пор. К нам в баню зашел воин, достал несколько яблок и протянул нам. Мы настороженно вжались в лавки и углы, и вдруг старшие кинулись обниматься, а я сидел и смотрел во все глаза, я отца не помнил….
Отец устроился на работу, а через какое-то время очень сочувствующий нашим бедам дедушка, живший в Донбассе, пригласил нас к себе. Он построил в Петровском районе города Донецка крохотный домик для нас. Вот и переехали мы к нему.
- Старожилы говорят, что уже в то время было заметно ваше творческое дарование, как оно проявлялось?
- Мне нравилось изобразительное искусство. Когда я учился в школе, даже записался в специальный кружок, и из глины, собранной у шахтных оврагов, сделал такие красивые пособия по зоологии, что все просто ахнули. Потом сделал скульптуру всадника на вздыбленной лошади. Эта скульптура была выставлена на городском конкурсе. Она удостоилась не только диплома, но и внимания компетентного жюри, которое не скупилось на похвалы и даже сравнило мою скульптуру с работами выдающегося художника Петра Клодта.
Тогда мне пророчили прекрасную творческую карьеру, но вышло все иначе. Об учебе в художественном училище я даже не помышлял. Мы жили небогато, поэтому сразу после школы я пошел работать на шахту «Петровская» подземным плитовым. Тяжеленной металлической лапой всю смену цеплял вагонетки одну к другой.
О том, что обладаю какой-то значимой физической силой, не догадывался. Хотя еще когда учился в школе по рекомендации тренера, который видел меня метателем молота, подружился с пудовыми гирями.
Позже, в армии сослуживцы обратили внимание и на мою силу, и на мои рисунки. В Броварах под Киевом, где я служил, выяснилось, что в отличие от сверстников я не просто поднимаю тяжелый вес, а могу им играть. В армии я стал победителем многих соревнований по тяжелой атлетике и даже получил грамоту от легендарного летчика-аса Покрышкина. А в дивизии под Одессой, куда меня перевели, командование обратило внимание на творческие способности и предложило стать художником дивизии.
Но мне хотелось домой, так я вернулся на родную шахту.
- Говорят вы и на шахте удивляли людей своей физической силой, это правда?
- Однажды с вагонетки свалилась глыба породы и заблокировала подземную дорогу. Четыре человека ее не могли сдвинуть, а я в одиночку поднял ее и пристроил обратно на вагонетку.
- А как к тяжелой атлетике прибавилась легкая, увлечение марафонским бегом откуда?
- Работая на шахте, я решил бросить курить, чтобы эффект был стойким, занялся бегом, причем настолько серьезно, что пошел на марафонские дистанции и в 1985 году стал одним из победителей Московского международного марафона.
Я бы и сейчас бегал, но после травмы не получается.
- Вы сохраняете прекрасную физическую форму, как вам это удается под обстрелами?
- Наш Петровский район города Донецка бомбят и обстреливают уже третий год. Снарядами убило мою двоюродную сестру, племяннику оторвало ногу, теперь он на костылях…
Я тоже едва не пострадал. Как-то вечерком отдыхал на скамейке у своего дома. Внезапно начался обстрел. Соседи ринулись в подвал, а мы с молодой соседкой подбежали к нему последними, уже приготовились зайти, как прямо между нами пролетел осколок, он врезался в дверь подвала с такой силой, что щепки полетели… Во время одного из обстрелов я повредил руку. Тем не менее продолжаю и тренироваться, и участвовать в соревнованиях.
На соревнованиях, узнав мой возраст и видя, как я общаюсь с гирями, зрители начинают аплодировать.
Но гири гирями, а и красок я не бросаю…
- На картинах, представленных на экспозиции, - мирная жизнь, залитая солнцем, и никакой войны, почему?
- Картины о войне, может быть, когда-нибудь я и напишу, не знаю только, смогут ли краски передать, то ощущение ужаса, который испытываю, понимая, что сегодня людей на Украине стравили те же силы, которые когда-то были заинтересованы в агрессии Германии против Советского Союза.
А выставкой мне просто хотелось поднять людям настроение, пожелать им добра и мира.
Уверен, что на нашей многострадальной земле он обязательно когда-нибудь наступит.