Олег Табаков: «Сентиментален я своей украинской частицей крови»

17 августа народному артисту СССР Олегу Павловичу Табакову исполнилось бы 85 лет… 

После окончания в 1957 году школы-студии МХАТ Олег Табаков долгие годы работал в театре «Современник». Старшее поколение запомнило его и полюбило после одной из первых ролей – Олега Савина в «Шумном дне» режиссёров Георгия Натансона и Анатолия Эфроса. По-юношески эмоциональный бескомпромиссный максималист, его герой был непримиримым врагом любого воплощения мещанства, пошлости и лицемерия.

Уже в этой роли  проявился яркий артистизм, широкий творческий диапазон молодого актёра. Неудивительно, что позже развившемуся и окрепнувшему таланту стали  подвластны образы и русской классики, и современной драматургии. Табаков не гнушался маленьких ролей, в которых так же, как в значительных, проявлял  дар мастера драматургического подтекста. И стал легендой отечественного экранного и театрального искусства.

Прилетев на один из ялтинских кинофестивалей  в Ялту, Олег Павлович признался, что в Москве пришлось бросить не только важные дела, но и машину, на которой добирался накануне в мэрию, да попал в аварию. «Можно было, конечно, билет на самолёт сдать, да ведь здесь меня ждали, организаторы, коллеги, зрители, журналисты. Хорош бы я был, не уважив всех вас. Пусть там без меня разбираются». Пока там разбирались, актёр охотно общался с публикой. Уговаривать  знаменитость  на интервью не пришлось. Олег Павлович был приветлив и, как всегда, непосредственен.    

– Мне кажется, кино в последнее время отошло у вас на второй план, главным стал театр.

– Снимаюсь по-прежнему с удовольствием, если охоту не отобьёт какой-нибудь сценарий, как тот, в котором мне перед отъездом в Крым предложили роль художника зрелого возраста, занимающегося любовными утехами  с 13-летней селянкой. А в свободное от этого время он пишет пейзажи, натюрморты. Прочитал я и ужаснулся: а увидят меня в это пошлости дети, внуки?  Так паршиво стало на душе, что решил: нет, в кино я больше не ходок. Недолго, правда, продержался.  Кира Муратова уговорила сняться в  картине «Три истории». Мы с ней  давно знаем друг друга, ещё с её дипломной работы «Весенний дождь». Сценарий привлёк, роль понравилась, согласился, и не пожалел. Потом Володя Машков пригласил меня, моего однокурсника Валю Гафта и Лёву Дурова на фильм «Сирота казанская». Следом – Игорь Масленников подкинул работёнку  в сериале «Что сказал покойник» по ироничному детективному роману Иоанны Хмелевской. Я там полицейский инспектор с барской фамилией Йенсен, который к концу фильма становится комиссаром полиции Копенгагена.

– Вы были в кино генералом, комиссаром, а вот рабочим, крестьянином ни разу... Лицом не вышли?

– Да, наверное, полноват слегка. Но, думаю, причина не только в этом. С присущей мне провинциальной хитростью всё больше в сторону королей смотрю.

– Режиссёр картины «Сирота казанская» Владимир Машков в вашей «Табакерке» простой артист, а в кино как бы ваш начальник. Уживаетесь?

– Володя из тех, кто хорошо знает, чего хочет, и главное – как этого добиться. Молодец! Он такую атмосферу создаёт, что после того, как работа закончена, испытываешь огромное сожаление. Мы работали над фильмом тяжело, с утра до вечера. Целых 45 съёмочных дней! Гафт сильно хворал, Лёва Дуров был не очень здоров. И столько было нежности, столько юмора, ласки выплеснуто на них, да и на всех нас, режиссёром! Нам было весело работать. И всё благодаря Машкову. Уникальный человек!

– Берёте с него пример?

– Он слишком талантливый режиссёр, в отличие от меня. Так что, бери не бери…

– Вы много и плодотворно работали за границей, не было желания остаться там?

– Действительно мне повезло, играл в Пражском театре, в Лондоне, ставил спектакли во многих странах, сносно говорю по-английски. А вот остаться навсегда где-то желания никогда не возникало и не возникнет. Сентиментален я своей украинской частицей крови. Ещё в молодости, глядя на идущую навстречу старушку, мог слезу пустить. Может быть, потому, что близкие мне женщины рано ушли из жизни... Так уж получилось, что «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» для меня не просто строчки пушкинские. Это щемящее трогательное чувство. Слово «Родина» для меня не пустой звук. Я душой, сердцем воспринимаю блоковское: «Россия, нищая Россия. Мне избы серые твои, твои мне песни ветровые, – как слёзы первые любви...» Никуда от этого не деться мне. В первую неделю за границей хорошо, а на восьмой день – Господи, глаза бы мои всего этого не видели...

Я, наверное, безнадёжно испорченный русский человек. Когда отказался остаться в Америке, от звания профессора, от приличных денег, меня там не поняли. Всё решали, по-моему, чего же во мне больше – хитрости или глупости? А я и сам не знаю…

– Странно, что при вашем заводном, юморном, азартном характере не стали объектом едкой светской хроники.

– А разве давал повод? Я к скандалам брезгливо отношусь. Никогда не злоупотреблял служебным положением.

С женой развёлся? Так это ж как водится: седина в бороду, бес в ребро. И комментировать не надо. Папку своего не переплюну – у него пять законных браков было. Не потяну уже. Не по таланту. У сына шанс есть – четвёртый брак начал. Брак и в семьдесят с лишним лет заключить можно, важно при этом не быть смешным.

– Вы как-то сказали, что абсолютно счастливыми могут быть только дураки. Но наверняка, как и каждый, испытывали мгновения счастья. Что память особенно запечатлела?

–  Гротеском блеснул, как водится. Но согласитесь, умному человеку действительно трудно постоянно испытывать счастье. Недаром же один из плеяды семи мудрецов Древней Греции  политик и поэт сказал: «Никого нельзя назвать счастливым прежде его смерти». Самые счастливые моменты – рождение детей. Какие-то звёздные секунды в театре. Однажды прилетел в Оренбург, играл там «Провинциальные анекдоты» – была такая форма помощи провинциальным коллегам. Отыграл, вышел с поклонами, а зал весь встал... Прослезился я…

– Кого считаете настоящими друзьями?

– Вальку Гафта. Володю Глаголева, он не актёр, вы его не знаете. Есть ещё два человека, с которыми дружил в самые лучшие, наверное, годы – три последних класса школы. Один из них актёр, пьет. Другой живёт в Израиле, на стройке прорабом работает. Друзей настоящих много не бывает.

– Гафт писал на вас эпиграммы?

– А как же! На то он и Гафт. «Чеканна поступь, речь тверда у Лёлика у Табакова. Горит, горит его звезда на пиджаке у Михалкова». Когда у меня был непорядок с жёлчным пузырём и уложили под капельницу, Валентин написал: «Олег, в твою протянутую руку камней наклали вдоль и вширь. Я подлецов найду без ультразвука, я отомщу за жёлчный твой пузырь. Лежи спокойно, и не будет боли, и Люсю (первую жену. - О. Т.) слушай, в койке не дури. И ни в палате, и ни в коридоре камней ты в руки больше не бери». К 60-летию он ещё написал, но я всё не запомнил – слишком длинное, да и не до того было... Несколько строк только могу воспроизвести: «Он сборник басен, он Крылов, Одновременно – Кот и Повар.  Всё от Олега можно ждать: Любых проказ, любых проделок, Он будет щи ещё хлебать Из неопознанных тарелок».

– На каких принципах строите свою работу руководителя в «Табакерке»?

– Демократии в театре быть не должно. Диктатор я.

– А вы кого считаете своими учителями?

– Прежде всего, актрису Саратовского театра драмы Наталию Иосифовну Сухостав, к которой я попал в восьмом классе. Дело было так. Мама привела меня во Дворец пионеров, чтобы спасти от дурного влияния и хулиганов нашей Большой Казачьей улицы. Она отдала меня в шахматный кружок, и я даже получил третий юношеский разряд.

В этом же здании располагался театр «Молодая гвардия», который успешно конкурировал с местным ТЮЗом, потому что там мальчики играли мальчиков, девочки - девочек, а в ТЮЗе дамы среднего возраста изображали детишек в пионерской форме. Но это я понял позже. А пока двигал фигуры по шахматной доске и о театре даже не помышлял. Но в один прекрасный день драмкружку понадобились лишние «штаны», и Наталья Иосифовна сама пришла к шахматистам. Из всех выбрала почему-то меня и попросила «громко-громко, на весь зал» произнести газетную фразу «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Ну я и выкрикнул. За что и был зачислен в театр новобранцем. Это и решило мою судьбу. На основах актёрского мастерства она заложила в меня определённую систему координат. А ещё, конечно, учитель мой – Олег Николаевич Ефремов, с которым прожита большая часть жизни бок о бок.

На торжественном закрытии  кифестиваля в Массандровском дворце лауреату Государственных премий СССР и РФ, полному кавалеру ордена «За заслуги перед Отечеством» Олегу Табакову вручили почётный приз – статуэтку богини Деметры.  «Не зря приехал!» – с улыбкой на отреагировал он на награду. И с чувством выполненного долга улетел на следующее утро в Москву.