Информационно-аналитический портал
ссылка

Опыт политического предтечи

Виктор ШЕСТАКОВ
17.08.2010
Напечатать
Увеличить шрифт
А
А
А

Владимир Кириллович Винниченко… Его недавнее 130-летие прошло в Украине незаметно, что вызвало у людей знающих понимание – ведь не Бандера же! Действительно не Бандера, крови на нем такой нет, но довольно пренебрежительное отношение к одному из создателей УНР объясняет многое. Уж больно характерна политическая судьба Винниченко, уж больно она похожа на судьбы большинства нынешних украинских политиков – судьбы неудачников и болтунов.

Родившийся в семье елисаветградского батрака Владимир Винниченко протиснулся через социальные тернии и стал студентом Киевского университета Св. Владимира. Уже в молодости он отравился эмбрионами революционной заразы и активно крамольничал на Полтавщине, за что был бит крестьянами и изгнан из университета.
 
Формирование Винниченко-политика происходило в полном соответствии с разработками австрийской разведки в подавстрийской Галиции. Эмигранта Винниченко втягивают в Революционную Украинскую партию (РУП), поручают редактировать газетенку «Гасло». Потом были забросы в Россию, откуда он удивительным образом выходил невредимым, вновь млел в националистической тусовке Львова и вновь лез в разрушительный экспресс революции.
 
После политамнистии 1905 года из Львова в Надднепрянщину потянулись вольнолюбивые господа вроде Петлюры и Винниченко, которые и стали организаторами украино-марксистской партии УСДРП. Программного Маркса они пополнили всего лишь одним новшеством – автономией Украины с отдельным украинским законодательным парламентом. Однако уже на 1-м съезде партии Винниченко начал свою ставшую многолетней грызню с Петлюрой, с которым он не поделил пост главреда партийной газеты. Петлюре удалось убедить съезд в том, что Винниченко из-за его «нестойкости», политических «шатаний», богемности нельзя доверять эту должность.
 
Уже скоро Винниченко назовет Петлюру «маленьким журналистом», который пишет «малозаметные статьи на потребу дня» и «никакими своими качествами ни в политике, ни в культурной, общественной жизни не был заметен». Симон Петлюра парировал публичными насмешками над «упаднической», «нигилистической», «вредной и не удовлетворяющей пролетариат» драматургией Винниченко (кстати, этих же взглядов придерживался и Ленин). То есть тенденции уничтожающей вражды и междоусобиц, господствующие в украинском политикуме и сегодня, имеют свои корни именно там, в тех годах, именуемых ныне «становлением украинской государственности» и «формированием государственно-политических традиций».
 
И все же возникает вопрос, почему Винниченко, чьи литературные труды не были сверхпопулярными, а политический багаж и авторитет не отличался размерами, вдруг оказывается в политических лидерах самостийников? Ответ прост – даже таковых было не так много.
 
Когда началась февральская смута 1917 года, из всего политпаноптикума выделили благообразного, как дед Мороз (его так и называли за глаза), Михайлу Грушевского, который от всех бунтовщиков отличался тем, что написал больше всего страниц, за что получил «народное доверие», став председателем Центральной Рады. Там революционного гонора хватало через край, а компетенции практически не было.
 
Свой гонор, подкрепленный самозванным и самопридуманным государственным постом заместителя председателя ЦР, имевший за плечами первый курс университета Винниченко пытался продемонстрировать на переговорах с Временным правительством. Вместо того чтобы арестовать самозванцев, в Петрограде их выслушали и отпустили восвояси, что-то пообещав. Теперь это называют Вторым универсалом УНР. Со временем, находясь за границей, Винниченко будет вспоминать: «А те миссии в Петербург? Там же распиналась моя совесть, моя гордость.  Там я под их пренебрежительно-невнимательными усмешками топтал себя, сам себя бил по лицу, сам себе харкал в душу. А когда возвращался из Петербурга, то меня же за это, за эти унижения и петербургское распятие распинало наше «большинство», смеялось надо мной, высмеивало и плевало за то, что меня там унижали». Не правда ли чрезвычайно напоминает ситуацию с любым визитом нынешних украинских лидеров в Москву?
 
При этом ставший «мемуарным» политик Винниченко пытается придать своей деятельности немыслимое величие: «Это наилучший период в борьбе за возрождение нашей нации... И только этим можно объяснить наши такие значительные успехи в сфере национальных достижений» (1). Но реальных достижений, как мы знаем, просто не было... Был хаос и беспорядок в головах. Ибо по собственному замечанию Винниченко «именно те, кто не умел даже как следует говорить по-украински… были наиболее крайними, непримиримыми националистами» (2). Такие чем-то напоминают Юлию Тимошенко…
 
А еще была непрекращающаяся вражда с Петлюрой. Винниченко считал необходимым заменить петлюровскую армию народной милицией, в своей «Робитнычой газете» он сравнил дивизии петлюровских сердюков с «белой гвардией», а их образование назвал «затеей буржуазных кругов общества или их прихвостней». Атеиста Винниченко раздражали и многочисленные церковные молебны, проводившиеся по личной инициативе Петлюры. Атаман, который собирался использовать казаков Дона и Кубани против большевиков, получил ответ премьера: «Украина будет лучше воевать с Доном, чем его поддерживать... там реакция, с которой нам придется бороться».
 
При этом, оставаясь социалистом, Винниченко не принял Октябрьский переворот и грозил картонными кулачками: «Центральная Рада поэтому высказывается против восстания в Петрограде и будет энергично бороться со всякими попытками поддержания этого мятежа на Украине» (3). Грозный Винниченко даже уподобляется современным тягнибокам: «Мы никому на Украине жить не мешаем, но если кацапы хотят превратить нашу чистую горницу в грязную хату, мы им скажем: "Геть з Украины!"».
 
Но вышло по-другому – и, прихватив супругу Розалию Яковлевну, Винниченко бежит в Бердянск, подальше от оказавшейся опасной для жизни политики. И вот недавний враг большевиков уже царапает в дневнике: «...неужели мы, сами того не сознавая, не чувствуя, выступаем как контрреволюционеры? А что если народные комиссары правы, ведя Россию, вместе с Украиной, к социалистической революции?»
 
Отказ от политики (где пиар, слава и достаток приходили к нему быстрее, нежели от литературной деятельности) был недолгим. В период правления гетмана Скоропадского Винниченко стал похожим на «многовекторного Кучму», демонстрировавшего истину поговорки о ласковом теленочке, сосущим нескольких телок одновременно.
 
Писатель одновременно активно контактирует с большевиками, участвует в переговорах с гетманом о создании «правительства народного доверия» и, возглавляя оппозиционный гетману Украинский национальный союз, отстаивает восстановление УНР! Кстати, именно он придумал для нового государственного органа название Директория, которое заимствовал из милой сердцу кровавой истории Великой Французской революции.
 
Во время антигетманского мятежа вновь сталкиваются судьбы двух украинских бунтовщиков Винниченко и Петлюры. Причем практически сразу же, как только они не смогли поделить первенство в написании некого манифеста. Владимир Кириллович написать вовремя не успел (он вообще часто опаздывал и забывался, почти как бывший президент Ющенко), и тогда бумагу лихо подмахнул Петлюра. За это Винниченко наградил его упреками в самовосхвалении и заметил, что «вся акция, все движение сразу, с самого начала было поставлено под марку одной, отдельной особы, окрашено персональным характером, сужено, обеднено, затуманено…». В дневниках он будет называть Петлюру только уничижительно: «честолюбцем», «балериной», «выскочкой»...
 
Помимо политических уколов, Винниченко славился в народе своим сибаритством и тягой к роскоши. Если Петлюра и его штаб занимали несколько номеров отеля «Континенталь», то Винниченко занимал просторные хоромы гетманского дворца. Виктор Андриевский, свидетель тех событий в Киеве, вспоминал, что обыватели искали «козла отпущения», виновника всех бед Директории и Винниченко полностью подходил для этой роли. Люди пересказывали свежеиспеченные анекдоты о «товарище Володе и его супруге – товарище Розе Лифшиц, что угнездились в гетманском дворце», приписывая жене Винниченко непомерную тягу к роскоши и связь с руководством большевиков (4).
 
Кстати грызущиеся «новые лидеры Украины» живенько позабыли отца украинской демократии М. Грушевского, который в письмах Т. Починку жаловался, что «Винниченко и Петлюра тогда и потом всякими способами стремились лишить меня  всякого авторитета» (5).
 
На первом заседании Директории стало ясно, что этот политический проект еще более эфемерен. Сборище политиканов можно было назвать простым словосочетанием – «разные люди». Согласия не было ни в чем. Макаренко и Швец высказывались за совсем непонятный (даже им самим) принцип «трудовой власти». Винниченко примкнул к идее диктатуры трудящихся и «системе настоящих Советов». Петлюра и Андриевский отстаивали широкую демократию и равные «внеклассовые» выборы в Учредительное собрание.
 
Винниченко то выступал за союз и компромисс с Советской Россией, то отрекался от него, Петлюра же ратовал за союз с Антантой. В результате сделали «по-украински» – стали вести переговоры со всеми сразу. В результате французы, на которых так надеялись, приказали уволить Винниченко, и он превратился в политического беженца.
 
Как вспоминает Исаак Мазепа, Винниченко любил дискутировать, был демагогом, и это его «умение» было «важным козырем» в политической борьбе, особенно против Петлюры, который не был сторонником дискуссий и стремился отмолчаться, не желая обострять ситуацию. За Винниченко было «его беднейшее пролетарское происхождение», слава самого модного украинского писателя того времени, слава лучшего оратора республики...».
 
Оказавшись в знакомой ему австрийской эмиграции, «лучший писатель» быстро написал трехтомную книгу «Возрождение нации», где от души поездил по своему оппоненту: «...украинский национальный герой Симон Петлюра, этот маленький слуга западной редакции, никчемный гладиатор императорских цезарей, несчастный раб своего мелкого самолюбия и типичный продукт мелкого национального мещанства, втянутого в большие национально-социальные катаклизмы».
 
Дальнейшая жизнь Винниченко не отличалась от предыдущей. Он становится национал-коммунистом, клянчит у Ленина разрешения вернуться, возвращается и получает приглашение на пост заместителя председателя Совнаркома УССР с портфелем наркома иностранных дел, с кооптацией в члены ЦК КП(б)У, потом капризно отказывается, опять едет за границу, где обливает грязью все советское. Он дискутировал со Сталиным, побывал в гитлеровском концлагере и умер, оставив о себе славу то ли политика, то ли писателя…
 
Политическая жизнь Винниченко и его окружения абсолютно предвосхитила политические биографии лидеров Украины после 1991 года. В образе этого человека легко разглядеть черты целого поколения новых украинских политиков. В нем есть и перманентно иудствующий Кравчук, и лавирующий Кучма, и проституирующий Мороз, и злобный Яворивский, и наивный Янукович, и бессмысленная Тимошенко, и несостоятельный Ющенко. В финале политической биографии Винниченко содержится и намек  на обстоятельства, при которых грозит политическое забвение. Лузеров не помнят.
 
(1) Винниченко В.К. Вiдродження нацii. Т. 1, К., 1920. С. 346-347.
(2) Там же. С. 140-141.
(3) Триумфальное шествие Советской власти. Ч. 2, М., 1963. С. 71.
(4) Савченко В.А. Симон Петлюра. К., 2007.
ИСТОРИЯ
80
Поставить лайк: 115
Если Вы заметите ошибку в тексте, выделите её и нажмите Ctrl+Enter, чтобы отослать информацию редактору
https://odnarodyna.org/content/opyt-politicheskogo-predtechi