«Прозывают нас украинцами...». Украина: создание «нации» (I)

23.05.2012

этностроительство

Напечатать

Увеличить шрифт

«Великорус, малорус, белорус – это все одно», - заметил когда-то Федор Михайлович Достоевский. Во времена великого писателя данный тезис сомнений не вызывал. В отличие от дня сегодняшнего. Ныне постановка вопроса о том, как соотносятся друг с другом русские (теперь это наименование сохранено только за великорусами) и украинцы (малорусы) влечет за собой острую полемику. Разброс мнений на сей счет необычайно широк – от некогда традиционного утверждения о единой нации до полного отрицания какого-либо родства. Споры, периодически выплескивающиеся в средства массовой информации, часто сопровождаются навешиванием политических ярлыков на оппонентов, а то и прямыми оскорблениями. Отыскать истину в таких условиях очень непросто. И все-таки попробуем.

«...одного и того же народа русского»

Современная наука насчитывает пять признаков этноса:

групповое наименование, позволяющее идентифицировать себя;

общее происхождение;

общая историческая память;

наличие элементов общей культуры (вера, язык);

чувство солидарности населения (или хотя бы значительной его части).

Оценивая с помощью этих критериев высказывание Достоевского нельзя не признать его правоту. Во всяком случае для того времени. В самом деле – и великорусы, и малорусы, и белорусы назывались тогда русскими, считали себя одним народом. Считали не только в Российской империи (что иногда объясняют «русификаторской политикой царизма»), но и за ее пределами, в австро-венгерских Галиции, Буковине, Закарпатье, где никакой «русификации» не было и быть не могло. «Трехмиллионный народ наш русский, под скипетром австрийским живущий, есть одною только частью одного и того же народа русского, мало-, бело- и великорусского», – говорилось в принятой в марте 1871 года программе «Русской Рады» - организации, представлявшей тогда интересы всего малорусского населения Австро-Венгрии.

И великорусы, и малорусы, и белорусы вели свое происхождение из древней (Киевской) Руси, имели общую, во многом, историю, а, значит, общую историческую память. Тут показателен факт сохранения на русском Севере былин о киевском князе Владимире Святославиче. Показательны и русские летописи, независимо от места их составления, относившие к Руси и северо-восточные области (Владимир-на-Клязьме, Москву, Тверь, Рязань, Новгород), и юго-западные (нынешнюю территорию Украины и Беларуси).

Объединяла Великороссию, Малороссию и Белоруссию общая православная вера. Греко-католическая уния, навязанная Юго-Западной Руси оккупационной (на тот момент – польско-литовской) властью, держалась там исключительно благодаря этой власти и быстро исчезала вслед за освобождением от иноземного ига.

Общей являлась русская культура. Даже Тарас Шевченко, чье имя поднимается сегодня как символ украинского сепаратизма, стремился занять место в русской литературе, называя ее в своем «Дневнике» «нашей литературой», а Жуковского, Лермонтова, Кольцова - «нашими поэтами».

Общим для всей исторической Руси являлся русский литературный язык. Вклад малорусов в развитие этого языка очень значителен и воспринимался он в Малороссии (также как и в Великороссии) как свой культурный язык. Что же касается разговорного языка, то существенные различия между говорами Северо-Восточной и Юго-Западной Руси появились, опять же, в эпоху польско-литовского господства над последней, именно вследствие полонизации речи малорусов и белорусов. Но, тем не менее, великорусское, малорусское, белорусское наречия оставались разновидностями одного русского языка.

Достаточно в истории и примеров солидарности жителей различных частей Руси. Несмотря на все политические разделы, они сознавали себя единым целым. Сошлюсь тут хотя бы на автора Густынской летописи, составленной в первой половине XVII века в Густынском монастыре на Черниговщине. Он перечисляет разные названия земель – Москва, Белая Русь, Волынь, Подолье, Украйна, Подгорье и т.д. И тут же замечает: «Но обаче еще и различие есть во именовании волостям, но вестно всем, яки сим все единокровны и единорастлны, се бо суть и ныне все общеединым именем Русь нарицаются».

За Русскую Землю сражались и великорусы, и малорусы (Гоголь тут ничего не придумал в «Тарасе Бульбе»). Вместе боролись они с внешними врагами (татарами, поляками, шведами и др.). Боролись именно как русские с нерусскими.

Четкое разграничение между коренными обитателями Великороссии и Малороссии провести оказывалось невозможным. Малорус из Харьковской губернии и по языку, и по быту, и по физическим признакам безусловно стоял ближе к великорусу из Курской губернии, чем к соплеменнику из Галиции. В свою очередь, великорус-курянин имел больше сходства с малорусом-харьковчанином, чем, например, с великорусом из Архангельской губернии.

Различия между двумя ветвями русской нации (так характеризовали малорусов и великорусов этнографы), конечно же, тоже были, как были различия между представителями разных частей любой другой крупной нации, расселенной на сколько-нибудь обширном пространстве. Но они (различия) все же являлись меньшими, чем, к примеру, разница между немцами Нижней и Верхней Германии или французами Северной и Южной Франции. «Шваб вовсе не понимает фриза, а нормандец - гасконца, тогда как великорус и малорус всегда поймут друг друга, говоря на своих просторечиях», - констатировал в начале ХХ века ведущий русский филолог, профессор Варшавского университета Антон Будилович (белорус по происхождению).

Так было вплоть до революции 1917 года. Другое дело, что с тех пор французы и немцы продолжали развиваться как единые нации. Русских же стали разделять.

Начало раскола

Впрочем, первые попытки внести раскол в русскую нацию были предприняты еще в ХIХ веке. Инициировали их лидеры польского движения, люто ненавидевшие Россию. Позднее к этим попыткам подключились Германия и Австро-Венгрия, ставшие геополитическими противниками Российской империи. Наиболее же четко цели инициаторов раскола сформулировал уже в ХХ веке польский деятель Владзимерж Бончковский. Он подчеркивал необходимость всеми возможными средствами внушать коренному населению Малороссии, что оно не русское. «Для чего и почему? Потому, чтобы на востоке не иметь дела с 90 млн. великороссов плюс 40 млн. малороссов, неразделенных между собой, единых национально».

Начали со смены национального имени. Для малорусов сочинили новое название – украинцы. Ранее это слово обозначало жителей пограничья (окраины, украины). Теперь оно предлагалось как наименование «самостоятельной нации».

Правда, за исключением членов малочисленных украинофильских кружков, новый термин долгое время никем не воспринимался. Даже в Галиции утвердить его не удавалось. По воспоминаниям депутата галицкого сейма Николая Антоневича, активисты украинских партий боялись публично декларировать свою нерусскость. Когда же один из них осмелился на предвыборном собрании обратиться к присутствующим: «Украинцы!», то тут же нарвался на отпор: «Мы не украинцы, но русские! Русскими мы были и русскими будем умирать!» А кто-то из собравшихся громко заметил: «Прозывают нас украинцами, а ведь мы ничего не украли!»

Тем более не приживалось указанное название среди малорусов Российской империи. «Всякую украинофильскую пропаганду мы отвергаем, ибо никогда не считали и не считаем себя нерусскими, и с какой бы хитростью ни старались услужливые гг. Милюковы вселить в нас сознание розни с великороссами, им это не удастся. Мы, малороссы, как и великороссы, суть люди русские», – говорил на заседании Государственной Думы депутат от Подольской губернии, крестьянин Григорий Андрийчук в ответ на попытку лидера российских либералов Павла Милюкова организовать поддержку украинофильства. «Мы – русские, и никто не вправе про нас сказать иначе», - заявлял другой крестьянский депутат (почти однофамилец предыдущего), представитель Волынской губернии Матвей Андрейчук.

Насадить новое национальное имя удалось лишь советской власти. Историки до сих пор спорят о том, зачем большевикам понадобилось создавать «национально сознательную» Украину. События гражданской войны показали: украинство не пользуется поддержкой населения. «Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального самосознания, - жаловался большевику Александру Мартынову один из украинских деятелей. – Наши дядьки говорят: мы на фронте из одного котла ели кашу с москалями и нам незачем с ними ссориться. Чтобы создать свою Украину, нам необходимо призвать на помощь чужеземные войска. Когда иностранные штыки выроют глубокий ров между нами и Московией, тогда наше селянство постепенно привыкнет к мысли, что мы составляем особый народ».

«Разве все украинцы за Украину стояли? Нет, ещё были миллионы несознательного народа по городам и сёлам, который ратовал за Россию, выдавал себя за русских, а украинство, вслед за московской пропагандой – за «немецкий вымысел», - негодовал петлюровский министр Никита Шаповал. Сам Симон Петлюра, сбежав за границу, в отчаянии обзывал свой народ «недозрелой нацией».

В середине 1920-х годов видный идеолог украинского движения Вацлав Липинский сокрушался, что 99% украинского народа составляют «денационализированные малороссы». «Нации украинской еще нет, - писал он. И пока не будет на Украинской Земле отдельного и суверенного государства - ее не может быть. Ни одна нация в мире – нация, как факт реальный, а не идеологический – не родилась ранее государства: всегда сначала было государство, а потом была нация. Точно также и украинская нация не может начать родиться с конца, так как такие «рождения» и «возрождения» существуют только в фантазиях беллетристов».

Однако за то, что не получилось у деятелей украинского движения, взялись большевики. Обошлись они без рытья рвов, хотя действовали, как обычно, силовыми методами.

КУЛЬТУРА

этностроительство

3378

Поставить лайк: 123

Если Вы заметите ошибку в тексте, выделите её и нажмите Ctrl+Enter, чтобы отослать информацию редактору