Зачем Польша хочет «скрестить» Кобзаря с Гладиатором

Русская и украинская литература уже давно стала объектами для диверсий западных пропагандистов. Западу мало того, что единый, по сути, народ разделён на две ветви и низведён до состояния политического противостояния. Запад хочет сделать так, чтобы Россия и Украина были разделены даже на литературном поприще.

Наибольшую активность здесь проявляет Польша и польские учреждения за рубежом. Польский институт Хьюстона (США, штат Техас) официально занимается исследованиями в области славистики и является структурным подразделением Университета Райса (Rice University). Польский институт выпускает академический журнал Sarmatian Review («Сарматское обозрение»), который призван озвучить «польско-американские взгляды [в области славистики]» и служить площадкой для мнений, «отражающих польско-американскую и центральноевропейскую идентичность».

Главный редактор Sarmatian Review – американка польского происхождения Ева Томпсон (урождённая Маевская). Томпсон занимается так называемым постколониальным анализом русской классической литературы. В то время как произведения Толстого, Гоголя, Тургенева переводятся на многие иностранные языки и вызывают восхищение у зарубежного ценителя, а у поляков самым популярным классиком на протяжении века остаётся Достоевский, научного вдохновения Томпсон хватает только на поиски того, чего там нет – свидетельств агрессии, будто бы извечно присущей русской культуре.

В 2006 году на украинский перевели книгу Томпсон «Трубадуры империи. Российская литература и колониализм». Она есть также в польском и русском переводе. Приводимые в ней автором «доказательства» поражают прямо-таки незрелой примитивностью. Например, её возмущает путаница между понятиями «русский» и «российский». Дескать, это позволяет Москве ассимилировать другие народы. Но эта путаница характерна для польского, а не русского языка.

В польском языке слово «российский» (rosyjski) означает «русский», а слово «русский» (ruski) относилось к предкам современных украинцев, хотя полякам прекрасно известно, что предки россиян и украинцев считали себя вместе русскими.

Нельзя перевести на польский фразу «русские – самый многочисленный народ среди россиян». Это будет звучать как «россияне – самый многочисленный народ среди россиян», потому что «русские» (Rosjanie) и «россияне» (Rosjanie) звучит по-польски одинаково. К переименованию части русских в украинцев Польша приложила свою руку, что нашло отражение в польском языке, но в этом у Томпсон виновата Россия.

Что до ассимиляции других народов, то за всю историю России не было случаев насильственного уничтожения народностей, а главным принципом державостроительства был принцип признания культурного разнообразия.

Польша же даже в ХХ веке продемонстрировала свою дикость, учинив после Второй мировой войны массовое избиение и изгнание силезских немцев и словинцев. О последних вообще мало кто слышал, а ведь словинцы – коренное население польского Поморья. В отличие от католиков-поляков, они были протестантами и значительно онемечились. Поляки изгнали их вместе с силезскими немцами. В России после 1945 года проживали сотни тысяч немцев и проживают до сих пор.

Польская литература вызывает у Томпсон исключительно положительные характеристики. Она «не замечает» в ней не надуманных, а реальных свидетельств польского колониализма. Анджей Кмичич, главный герой романа «Потоп» польского классика Генрика Сенкевича, владея имением под захваченным поляками русским Смоленском (!), в ответ на упрёки в чрезмерном буйстве заявляет: «Мы, смоленские, все такие, не то что ваши жмудины. Раз, два – и быть по нашему, а нет, так смерть!»

Жмудины – это современные литовцы. Жмудинами называли также поляков, живших в Литве. Как видим, у «смоленских» поляков жмудины вызывали что-то сродни презрению. Возлюбленная Кмичича объясняет его буйство так: «Да у вас, верно, татары живут?» Для Томпсон тут ни разу нет никакого колониализма.

«Литва моя!» - восклицал «польский Пушкин» Адам Мицкевич. Он считал Литву и Белоруссию польской землёй. Такое смешение слов «польский» и «литовский» Томпсон не тревожит.

Варшава пытается соорудить идеологические параллели между поэтами Циприаном Норвидом и Тарасом Шевченко. В этом году Польша отмечала 200-летие со дня рождения первого, и Украина – 207-летие со дня рождения второго. Норвид всей душой желал победы польским мятежникам 1863 года, которые грезили Речью Посполитой «от моря до моря» и обращением малорусов и белорусов в унию. «Кто останется в схизме, сдохнет как собака», – заявлял один из лидеров мятежа Константин Калиновский. Схизмой он называл православие. Вот такими людьми восхищался Норвид, заслуживший посмертное прозвище Гладиатор правды (одно из стихотворений Норвида посвящено благородству гладиаторов).

Польская пропаганда силится вовсю использовать идеологический потенциал творчества Кобзаря, изображая его сторонником Польши и ненавистником России. Шевченко не был ни тем ни другим. Он был поэтом без твёрдых убеждений. Мог сокрушаться о расформировании Екатериной II Запорожской Сечи («нема Сiчi…смiйся, лютий враже») и тут же в личных письмах желать карьерных успехов своим знакомым, причастным к этим событиям. Стихи писал по-малорусски и с националистическими намёками, а прозу – по-великорусски и совершенно без национализма. В жизни выражал верноподданнические чувства царской чете, а в стихах – антимонархические настроения. Подробнее об этом – в книге Олеся Бузины «Вурдалак Тарас Шевченко».

В Варшаве есть памятник Шевченко, в Львове была улица Норвида, но её переименовали. Польские власти хотели бы вернуть его имя, чтобы колониальная идеология Речи Посполитой, носителем которой был Норвид, отравляла умы украинских граждан. Пытаясь «скрестить» Кобзаря с Гладиатором, Варшава хочет породить идеологическое извращение, которое одурманит украинского читателя и заставит его поверить в благие намерения Польши относительно Украины.