Александр Блок под стенами Киевской Лавры

28 ноября Александру Александровичу Блоку – 130 лет.

Удивительная исключительность – Блок не ездил по России. Объяснить не сложно, что он не бывал на Дальнем Востоке, в Сибири или на Урале – интеллигенция его круга экзотике России предпочитала экзотику «тихой» Европы. Он не бывал и в Крыму, и на Кавказе; Волгу видел лишь в отрочестве. При этом Блок тонко чувствовал пульсацию времени, подземный гуд России. Мембраной для него были Шахматово, Петербург и Москва.

Александр Блок, 1907 год

В годы, которые позже назовут «между двумя революциями», в Киеве выходил иллюстрированный художественный журнал «В мире искусства», популяризировавший современное искусство – в основном модерн и символизм. С журналом сотрудничали Леонид Андреев и Николай Гумилёв.

Издатели журнала организовали 4 октября 1907 года в Оперном театре «вечер искусств». К участию были приглашены столичные и московские знаменитости: Александр Блок, Сергей Соколов (поэтический псевдоним Сергей Кречетов, поэт, главный редактор издательства символистов «Гриф», основатель журнала «Золотое руно», в годы гражданской войны идеолог белого движения), Нина Петровская (поэтесса, жена Соколова, недавняя муза Брюсова, которую Андрей Белый называл Настасьей Филипповной), Фердинанд Георгиевич Де-Ла-Барт, историк литературы, автор книги «Импрессионизм, символизм и декадентство во Франции») и Иван Бунин. В последний момент Бунин отказался и был «заменён» Андреем Белым. Тот приехал из Москвы. У него с Блоком были непростые отношения. Киев их примирил.

Александр Блок вспоминал: «Приехал в Киев 4-го утром. На вокзале встретили, усадили в коляску и примчали в лучшую гостиницу...» Город к этому часу уже был оклеен афишами, извещающими о «вечере искусств». Столичных гостей несколько шокировала провинциальная безвкусица принимающей стороны. Впрочем, это можно отнести и к снобизму, свойственному «столичным гастролёрам» всех времён. Позабавил их рисунок на афише, изображавший козлоногого лохматого фавна… Фавн – «добрый демон», «бог предсказаний», почитался у древних родоначальником песни, а декадентствующая интеллигенция вполне охотно и осознано «заигрывала» с подобными существами. О вечере Блок писал матери: «Вечер сошел очень хорошо…Успех был изрядный…» Ну конечно, Блок, читающий «Незнакомку» с мраморным лицом, – производил сильное впечатление, во всяком случае на барышень. На вечере Андрей Белый популярно рассказал о смысле символического искусства (в переполненной киевской Опере – 3500 человек). Возможно, слушали его не очень внимательно и Белому в силу его мнительности показалось, что «Вечер был полным „скандалом“». А через день он вдруг решил, что заболел холерой (в городе была эпидемия). Сейчас и представить сложно, что во время холеры работают театры…

В это время в Киеве жила Анна Горенко (Анна Андреевна Ахматова). В мае 1907 года к ней приезжал Николай Гумилёв, его стихи вышли в октябрьской книжке «В мире искусств». Но Анна Андреевна, скорее всего, на том октябрьском вечере искусств не была и Блока не видела, в будущем (в 1965 году!) она составит список дней, в которые встречалась с Блоком. Первая их встреча – 1911 год.

5 октября к поэтам в гостиницу валом валила публика, их возили по ресторанам, показывали город…

Но каким же почувствовал и увидел Киев поэт?..

Александр Блок в Киеве, 1907 год

Блок о Киеве: «Можно стоять в сумерки на высокой горе: по одну сторону — загородная тюрьма, окопанная рвом. Красная луна встает, и часовые ходят. А впереди — высокий бурьян... За бурьяном — весь Киев амфитеатром — белый и золотой от церквей, пока на него не хлынули сумерки. А позже — Киев весь в огнях и далеко за ним моря железнодорожного электричества и синяя мгла». Красиво и мрачно. Как видим, Блока в Киеве пленили, казалось бы, нехарактерные, случайные черты пейзажа, которые он умел точно подмечать и которые уже в создаваемых им стихах приобретали особую выразительность. Больше всего понравился Днепр – «гоголевский, огромный» и еще «бесконечные железнодорожные мосты и пароходы»…

А в остальном он обнаружил Киев «скучным и плоским».

Нужно знать, что на Блока в скором времени и Версаль с Лувром не произведут впечатления. Впрочем, вид с вершины Монмартра он оценит…

К тому же от ехал на «вечер искусств» декадентов, а вовсе не в Лавру…

В эти годы шла великая духовная битва. Здоровые силы тогда победили. За годы между 1905 годом и 1913-м число монашествующих в России выросло с 63 тысяч до 92 тысяч человек, а число монастырей с 860 до 1005.

Киев общий вид, набережная 1907 г.

В эти годы нечеловеческое ужасало Блока, был день, когда он метался по храмам: «Молился трём Богородицам в Казанском и Исаакиевском соборах. Ни счастья, ни радости не надо…»

Революция обещала и радость и счастье. Блок прочувствовал соблазн, пагубность прелести объявившейся в России «девы», ведь так бесы являются в образе святых. Но не было сил отвернуться, и:

«О, дева, иду за тобой –
И страшно ль идти за тобой
Влюбленному в душу свою,
Влюбленному в тело свое?"

(19 августа 1906 г.)

В стихотворении «Балаган» он потом скажет о плесени, проникшей в тайник души.

Декадентская воронка затягивала всё круче, не выпускала. Россию не выпускала... Блок любил реалистический театр, обожал «Три сестры» Чехова, поставленные Станиславским и очень не любил «авангард» Мейерхольда. Он напишет, тоскуя: «Опять мне больно всё, что касается Мейерхольдии, мне неудержимо нравится “здоровый реализм”, Станиславский и Музыкальная драма. Все, что получаю от театра, я получаю оттуда, а в Мейерхольдии – тужусь и вяну. Почему они-то меня любят?..»

Блок много поездил по Европе: Италия, Франция, Испания, Германия…

Он там бывал счастлив: «У меня окно во всю стену, прямо на море, я так и сплю, не закрывая его… Вся моя комната пропитана морем». И: «”Жизнь — страшное чудовище, счастлив человек, который может наконец спокойно протянуться в могиле” — так я слышу голос Европы, и никакая работа и никакое веселье не может заглушить его. Здесь ясна вся чудовищная бессмысленность, до которой дошла цивилизация…»

В Данию не поехал, скучно стало.

Сказав, что Шахматово было мембраной, через которую он ощущал Россию, заметим, что русские мужики всё-таки оставались для него экзотикой. Когда, получив наследство, Блок разбогател и, выкупив Шахматово, затеял в имении грандиозную перестройку, он наконец-то познакомился с русскими мужиками и открыл для себя много неожиданного. Он рассказывал матери: «Очень мне нравятся все рабочие, все разные, и каждый умнее, здоровее и красивее почти каждого интеллигента. Я разговариваю с ними очень много. Одно их губит – вино, вещь понятная. Печник (старший) говорит о «печной душе», младший – лирик, очень хорошо поет…»

Великолепный, сказочный дом, который он построил в Шахматово – с зеленой, как было в старину, крышей, с многоцветными окнами на первом этаже, с библиотекой, в которой он поместил портреты Леонардо, Пушкина, Толстого, Достоевского, а ещё «Джоконду» («Джоконду» недавно украли, это воспринималось в мире как «крах всего») и «Царевну-Лебедь» Врубеля, - этот дом был разграблен в 1917-м, сожжён в 1921-м… Через месяц Блок умер.

Но это потом, потом… Вот он ещё стоит на балконе лучшей киевской гостиницы, осенний ветер дует ему в лоб, шевелит кудри, он наверняка видит и церкви, и кресты золотые, и ещё невозможное возможно… Он ещё может выйти на улицу и через пятнадцать минут оказаться в Лавре, перед чудотворной иконой…

Помянём его.