Дума о Тарасе Шевченко (II)
Часть I
ІІ. Но Шевченко в часе от написания «Марии» до своей смерти не лишь нияким решительным способом не ретрактовал своего запереченья веры Христовой, но ещё и многими способами подтвердил и умножил обиды, нанесенные христианской вере; в доказательство того наводим следующие точки за время от 11-го ноября 1859 до 26-го февраля 1861 в хронологическом порядку:
1) Письмо Шевченка от 23 марта 1860 г. Из жизнеописания Шевченка Кониским (ІІ, 322) видно, що в обществе по написанью «Марии» повстала велика соблазнь по поводу неверства автора поемы, а близкий сродник и доверенный Шевченка писал ему, щобы он исправил свое неверство, а именно, щобы написал молитву або оду и напечатал ю в всех журналах. Но Шевченко решительно ему отказал; называючи то письмо мудрою проповедью, так продолжал Шевченко: «Брехня сему (значит: ничого не буде из той мудрой проповеди, котру ты мне написал)! Я только не фарисей (значит: я не облудно, но по полному убеждению заперечил Христовое божество и рождение Его от Девы, и нияким способом не буду против того убеждения ретрактовати, и я не такий идолопоклонник, як от те христиане-сепаки брехуны (которые поклоняются Христу яко Богу и Марии яко Матери Божой, и на мене брешут, против мене говорят): собака бреше, ветер разнесе» (нехай говорят, що хотят, то у мене совсем ничого не значит и я остаюсь при своем). — Видимо отже, що в поеме Шевченка «Мария» не была нияка «проба», но он решительно стоял на своем отрицании Христового Божества и Его рождения от Девы, христиан же, почитающих Христа яко Бога, называл идолопоклонниками и совершенно не хотел никакой ретрактации. А писал он то письмо в 4-5 месяцев по написанью «Марии», значит тогда, коли уже мал довольно часу застановитись над тою своею поемою.
2). 20 июня 1860 г. написал Шевченко «Гимн черничий» (ІІ, 226), сочинение, хулящее веру и закон Христовый: монахини говорят, что Бог их обманул запровадивши их в монастырь, и они теперь обратно обманюют Бога и, жиючи розвратно, спевают: аллилуя! (Сровни низше с точкою 6).
3). 27 июня 1860 г. в стихах «Свете ясный» (ІІ, 228) Шевченко говорит, що природная жизнь (котра есть в неверстве або лишь в природной вере в Бога), есть ясным и милым светлом, но ю оковала надприродная христианская вера и майже убила религия роспятия; однако ж светло тое встане и уничтожит христианскую веру: «будем, брате, с багряниц онучи драти, люльки с кадил закуряти, явленными (т.е. чудотворными иконами - прим. Иосифа Кобылянского) печь топити, а кропилом будем, брате, нову хату выметати». Отже, посля Шевченка, только самая природная жизнь (в неверстве, або лишень в природной вере) есть светлом, а христианская, надприродная вера, есть темнотою; но светло природной жизни, хотяй теперь ещё на жаль оковане христианскою верою, освободится и победит тую веру. — Видимо отже, що и тут нема ниякого найменьшого следу «пробы», только решительное заявление со стороны Шевченка против Христовой веры.
4). 13 октября 1860 г. написал Шевченко «Саул» (ІІ, 316). Ещё в «Неофитах», написанных 8 декабря 1857 г. (ІІ, 255), Шевченко говорит: «Всё брехня, цари, попы» (ІІ, 265); значит цари и попы то щось [из] такого, що не должно на свете существовати. А в сочинении «Саул» автор говорит, що на свете, в Хинах в Египте, над Индом, над Евфратом и «у нас» — все было хорошо, поки не было царей; коли же только пришли цари, то зробили все зле, а в корысть царей годовалися и тучилися всякого рода попы. Значит, посля Шевченка, попы суть совиновниками всего зла на целом свете и они не должны существовати на свете. И Шевченко нигде не ретрактовал того своего общого утверждения, ани его не ограничил. А есть в том также отрицание христианской веры яко Божой веры, бо в той вере всегда были и по закону Христовому всегда мусять быти попы.
5). По 13-ом октября 1860 г. написал Шевченко «Цари» (ІІ, 320) (Стихи тыи не мають даты, но если судити по тому, як их умещено в «Кобзаре», то суть они позднейшие от сочинения «Саул» – прим. Иосифа Кобылянского). Если бы Шевченко мал хотяй крыхотку уважения для св. Писания и христианской веры, то николи не мог бы так крайне недостойно высказаться о Давиде, як тое он зделал в сочинении «Цари». Ведь же Шевченко знал дуже добре из св. Писания и из науки христианской Церкви, що Давид покаялся за свой грех, и Бог ему его грех простил, що Давид был пророком Божиим и що «сын Давидов» есть то особенный титул Христа. Сим крайне недостойным представлением Давила, а враз с Давидом также св. Писания и христианской веры, Шевченко дал неопровержимое доказательство, що он христианскую веру, яко Божую веру, совсем не почитал. И не можна тут нияким способом ссылатися на хвилю пристрасти, бо такий давний, ни нас ни нашего народа не дотыкающий грех Давида не може никого так возбудити, щобы повстала хвиля пристрасти, котра бы извиняла так велику нечесть, сделанную св. Писанию и вере Христовой; нанесение той нечести не могут также извиняти никакии, хотяй як злыи дела теперешних царей. — А Шевченко нигде не ретрактовал сии обиды Давида.
6). 2 декабря 1860 г. стихи «Великомученице кумо» (ІІ, 254). Именно 2 декабря 1860 г. в час последней болезни Шевченка, два до три месяцы перед его смертию, была у больного (см. Кон. ІІ, 370) его кума «N.P.» и по еи отходе написал он помянутые стихи: «Великомученице кумо! дурна еси ты, нерозумна», в которых хульно против веры и закона Христового говорит, что она, соблюдаючи чистоту, через тое несчастлива и обижае Матерь Божу (!), и нехай уже раз заблудит, но «не лукаво», только «щирым сердцем». Коли же за несколько дней был у Шевченка его друг, поет рассказал ему о куме и прочитал тыи стихи, а не знищил ани не откликал их (И они мусять быти дуже роспостраненныи по Украине, бо Кониский называе их «известныи», - прим. Иосифа Кобылянского). — Из того видим, що Шевченко, даже во время последней болезни и несколько месяцей перед своею смертию, писал свои злыи, христианской вере притивныи и соблазнающии сочинения с розмыслом и в полном сознанию, и що он не хотел их уничтожения, но роспространения.
7). Дальше подтвердил Шевченко свое отрицание Христовой веры тем, що во время целой своей последней болезни, которую Кониский дуже подробно описуе, не было у него никакого христианского заявления. А и тогда, когда болезнь до того змоглася, що уже мусел видети, и видел опасность смерти, бо даже 14 февраля 1861 г. начал писати стихи, в которых говорит, чи не потребно уже ему оставити сей свет, коли ещё жил две недели и дальше продолжал те стихи, но уже не мог их докончити, значит в последних днях своей жизни перед очевидною грозою смерти — он не требовал ниякой религийной помощи. И в помянутых последних стихах своих (ІІ, 241) Шевченко, кроме короткого вспоминания «Помолимось Богу» (пускаючись в дорогу на другой свет), не оставил ничого исключительно христианского, лишь самыи митольогичныи (мифологические – Ю.П.) и народныи фантазии. А ведь же Бог и тамтот свет, а еще до того митольогичный и народный, не становят — як уже под І сказано — ничего исключительно христианского. Также если бы Шевченко был действительно христианином в сердце, як говорит автор отчета, то должен был, если не скорше, то хотяй в болезни и перед угрожающою ему смертью памятати о своих сочинениях, крайне противных христианству и ретрактовати их. Между тем в болезни и при смерти Шевченка нет даже малейшего следу чогось подобного.
8). Наконец треба тут додати, що Шевченко после написания поемы «Мария» уже николи — о чем можна убедитись из Кобзаря — даже не вспоминае в своих сочинениях имени Христа, наверно для того, чтобы никто того (именно в случаю славления Христа и Его науки) не взял за ретракцию отрицания ним божества Христового, понеже Шевченко, як видели мы под 1) нияк не хотел тои ретракции. Изъятие есть лишь одно (ІІ, 239), где говорит: «тогда повесили Христа и не утек бы сын Марии». Но в том изъятью не лишь не можно досматрюватись ретракции относительно прежняго отрицания Божества Христового, но радше подтверждения через неответное выражение бегства Христа и название Его: сын Марии. — А пресв. Деву вспоминае Шевченко еще лишь хулящим способом (см. выше под 6).
Коли отже Шевченко нияким способом, ни прямым ни убочным, не ретрактовал своего отрицания веры Христовой, но напротив, в коротком часе, 15-16 месяцей от написания той поемы до своей смерти только многими способами подтвердил и умножил обиды, нанесенные ним христианству — то очевидно отчет о Шевченку, разосланный яко приложение до «Нивы», лишь в заблуждение вводит священников тем совершенно ошибочным утверждением, будто бы поема «Мария» была у Шевченка только «пробою», а он сам в сердце оставался таки христианином. В самом же деле, як из всего тут наведенного без всякого сомнения видно, Шевченко, хотя сохранил природную веру в Бога, но надприродную христинскую веру що найменьше от часу написания «Марии» до самой смерти решительно откинул. Впрочем относительно оставшей веры в Бога по отречению веры Христовой уже выше отметили мы, что она для нас совершенно недостаточна; а тое видим в особенности у Шевченка в таких сочинениях, як «Гимн чернечий» и «Великомученице кумо».
Додаем тут еще, що резолюция прошлогодняго съезда украинских студентов есть только строгим последствием принципов, высказанных явно и решительно Шевченком. Бо если божество Христово и рождение Его от Девы есть ложею и байкою, и если попы суть совиновниками всего зла на свете, то разумеется: прочь с наукою ложи и баёк из всех школ, прочь с богословским факультетом! А если бы кто упрекнул студентов, що и Шевченко славил Христа и величал его науку (перед написанием поемы «Мария» – прим. Иосифа Кобылянского), то они ответят: Що доброго есть в науце Христвой, то уже и Шевченко знал и для того славил Христа; так и мы тое знаем и будем того учити во всех школах и на университетах, бож и там буде катедра истории религии и сровнительной религии; но совершенно нам не нужно учитись баёк о божестве Христовом и рождении Его от Девы, а тое и Шевченко явно и решительно отверг.
Теперь ставим тут наиважнейший вопрос: В чем состоит головная публичная вина Шевченка относительно веры Христвой? На то нужно ответити в следующих трех точках:
а) Не было бы с его стороны ниякой публичной вины, если бы он лишь сам про себе был неверующим и того совсем в своих сочинениях не проповедал. Тогда безверье было бы его частным делом и подпадало бы лишь под Божий суд, а не под суд наш публичный.
б) И не в том почивала бы найбольшая публичная вина Шевченка, що он, що правда, заявил в поезиях свое безверье и писал против веры Христовой, однакож если бы при том не обижал христианской веры. Бо очевидно совершенно другое дело писати против когось, не обижаючи его, а другое дело, и то несровненно горшое, когось обижати.
в) Отже найбольша и головна публична вина Шевченка против веры состоит в том, що он обидил христианство в своих поезіях. А обид тех есть много и то дуже великии. Обидил прежде всего Матерь Божу, представляючи ю яко покрытку, обидил Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, представляючи его яко с греха рожденного; обидил тем самым всю христианскую веру, представляючи ю в самых еи основах ложью и байкою; найнедостойнейшим способом обезчестил Давида, а с Давидом св. Писание и веру Христову; тяжко обидил весь священнический стан, заявляючи всех попов на свете совиновниками всего зла во всем мире и такими, которыи не должны на свете существовати; а ещё прежде (в поеме «Иван Гус» 1845) дуже тяжко обидил католическую церковь и папов. Ни Мицкевич, ни Гете, ни Шилер не допускались подобных обид веры Христовой або католической Церкви и папов.
При том необходимо отметити, що — як мы под a), б), в), и под І и ІІ точно высказали — нет нияких правдивых причин, которыи уменьшали бы вину Шевченка при тех публичных обидах веры: бо не можно ссылатися ни на хвили забытья або пристрасти, ни на молодыи нерозважныи лета, а особенно коли до самой смерти Шевченка не последовала у него ниякая ретрактация относительно всех нанесенных обид.
Наконец еще заметити следуе, як крайне зле мусят влияти поезии Шевченка, першого народного гения, на молодежь украинску в школах, коли в его сочинениях ничого святого не остаеся необиженным: обижаются Бог, и Христос, и Мати Божия, и Святыи, и вся вера христианская, обижаются папы и все попы! А в додатку до тех всех обид христианской веры и католической Церкви приходят еще такии стихи, як «Гимн чернечий» и «Великомученице кумо», которыи ведут молодежь прямо до неморальности и отрицания Христового закона о воздержании».