Оккупация Матери Городов Русских: трагедия и надежда
Каждый день новости из Киева заставляют усомниться – не проводится ли с его населением какой-то безумный эксперимент по изменению психики, неотвратимо превращающий нормальных некогда людей в управляемых биороботов, запрограммированных исключительно на ненависть к России и патологическую жажду крови? Марши бандеровцев, призывающих убивать людей в восставшем против фашизма Донбассе, различные акции в поддержку карательной операции хунты, избиения и преследования всех несогласных с режимом и даже убийства стали привычным информационным фоном, на котором разворачивается трагедия столицы несостоявшегося государства Украина.
Даже недавно прошедший День Киева – традиционно любимый горожанами праздник – походил, скорее, на отмечание какой-либо памятной даты ОУН-УПА или их современных наследников из карательных зондеркоманд. На всех официальных мероприятиях говорилось не о городе, а о поддержке «героев АТО» и готовности «противостоять российской агрессии» и «сепаратистам».
Благодаря ставших регулярными подобным новостям, Киев многими, если не большинством, воспринимается как некий аналог Львова, в котором русофобия действительно имеет глубокие корни (некогда влиятельное в Галиции русофильское движение было практически полностью уничтожено австрийцами еще в Первую мировую войну). При этом, к сожалению, не принимается во внимание, что Киев находится под властью оккупантов, как это было в 1941-1943 годах. Забывается и то, что многие из его жителей ненавидят фашистско-террористический режим. А самое главное – что бы ни происходило на его древней земле, он остается одним из главных сакральных мест Святой Руси, Матерью Городов Русских.
То, что случилось с Киевом, – результат десятилетий насилия над его русским духом, который все же окончательно убить не удалось. Без знания и понимания закономерностей произошедшей трагедии мы не сможем понять не только день грядущий, но и сегодняшний.
Роковой 1917 год Киев встретил городом, в котором православное начало, великорусские и малороссийские традиции, еврейская и польская культура создали неповторимо своеобразную уникальную культурную среду. При этом город оставался русским, что являлось общепризнанным. Мазепинцы в Киеве наличествовали в самых мизерных количествах и занимали примерно такое же абсолютно маргинальное положение, как сейчас в Донецке или Луганске. Следует подчеркнуть, русским по духу было не только подавляющее большинство интеллигенции, но и рабочие, и городское мещанство.
Но после революционного обвала началось последовательное уничтожение русского Киева, которое в итоге и сделало возможным загаженный фекалиями майдан-2004 и залитый кровью и засыпанный пеплом майдан-2014, ранее гордо именовавшийся Думской площадью. Петлюровцы и большевики нанесли мощнейший удар по русской интеллигенции. Причём имеется в виду, в первую очередь, именно физическое уничтожение. Сечевики Евгена Коновальца сотнями расстреливали русских офицеров, которые в подавляющем большинстве были надевшими в войну погоны недавними киевскими студентами, приват-доцентами, инженерами, врачами, адвокатами. Мемуаристы времён гражданской войны свидетельствовали, что парк перед Мариинским дворцом был в буквальном смысле слова завален офицерскими трупами, которые «сичови стрильци» демонстративно не убирали для вящего устрашения населения.
Да и «рыцари Дзержинского» особо не щадили русскую интеллигенцию: по ней направили основной удар (считая националистов противником несерьёзным). Естественно, что когда Добровольческая армия покидала город в декабре 1919 года, то с ней ушли многие тысячи представителей киевской элиты. За рубежом десятки лет существовали объединения бывших киевлян, но для города их уход оказался невосполнимой утратой - бывшая славой Киева техническая и гуманитарная элита была утеряна навсегда. Прошлись петлюровские герои войны с мирным населением и по киевскому заводскому пролетариату, ощущавшему себя частью единой русской культуры, – только в январе 1918 г. ими было расстреляно несколько тысяч восставших рабочих.
Следующий удар Киеву был нанесен коммунистической украинизацией Скрыпника, Любченко, Петровского и прочих верных ленинцев. За употребление русского языка в вузах профессоров не только увольняли, но и арестовывали по политическим статьям - как за саботаж и «проявление антисоветских настроений». Следует особо отметить перевод в 1934 году столицы из Харькова. В город хлынули многочисленные дармоеды-украинизаторы, для которых смыслом жизни была борьба со всем русским под маркой защиты «национальной пролетарской культуры».
Потом Великая Отечественная. Киевляне массово, по зову души, идут защищать Родину. Киевские ополченцы на подступах к столице погибли почти все, немногие вернулись и с других фронтов. А в Бабьем Яру остались лежать десятки тысяч киевлян разных национальностей, расстрелянных изуверами из бандеровско-мельниковских полицейских формирований.
После войны на протяжении несколько десятков лет в город с интенсивно развивающейся промышленностью и инфраструктурой начали массово завозить сельское население из Центральной Украины и Галичины. В результате уже в конце 1960-х годов коренные киевляне оказались в меньшинстве в родном городе. А приезжих с Юго-Востока, с которым ещё так недавно Киев составлял единое ментальное целое, было немного – они были скорее исключением, чем правилом. На Юго-Востоке промышленность развивалась не менее активно, и его области сами нуждались в рабочей силе, а возможностей для научной карьеры там было более чем достаточно.
Дело, конечно, не в том, что Киев заполонили выходцы из провинции, – это, в конце концов, неизбежный путь любого мегаполиса, а тем более столицы. Беда в том, что эта огромная масса не только не усваивала традиции и дух города, а навязывала ему собственные сельско-примитивные, а, что касается галичан, то и прямо идеологически враждебные представления.
В итоге уже к середине девяностых сложилась ситуация, когда большинство населения Киева было внутренне враждебно духу вечного города. Массовое огаличанивание госаппарата, начатое ещё при Кучме, с наивностью технократа считавшего, что таким образом он «объединяет Украину», дало новоявленным «кыянам» из забитых сел Галиции и отчасти Центра руководящую и направляющую силу, объяснявшую, что надо любить, а что ненавидеть.
А в годы ющенковской вакханалии, ставшей генеральной репетицией правления нынешних откровенных фашистов, власть легализовала происходящее и дала возможность многим почувствовать себя не маргиналами, а героями «моей нации». Не говоря уж о том, что при Ющенко Киев захлестнула очередная волна галичанских культуртрегеров, большинство из которых вполне сохранилось во власти и при страдающем параличом воли Януковиче.
Результаты президентских выборов 2010 года лучше любого социологического исследования показали, сколько в Киеве жителей, чувствующих свою преемственность с погружающимся во тьму легендарным Городом, последние следы которого сейчас пытаются уничтожить. Отдавали голоса не за трусливого Януковича, цену которому знали уже тогда. Голосование свидетельствовало о цивилизационном выборе, надежде, что он все же исполнит хотя бы часть своих обещаний о сближении с Россией и предоставлении русскому языку статуса государственного.
Таких оказалось всего около 26%. Кричавшую о том, что она никогда не допустит государственного статуса русского языка, и облизывавшую петлюровских и бандеровских палачей Тимошенко поддержало 65%. Характерно, что подавляющее большинство голосов «девушке с косой» отдали Борщаговка и Троещина, населенные в основном приезжими из сел, а в районах, где остался наибольший процент коренных киевлян, результат Януковича был значительно выше среднего по Киеву.
И в 2014 году подлинные киевляне активно проявили свою гражданскую позицию, выступив против происходящего на их глазах неонацистского переворота. Они носили каждый день еду, сигареты, теплое белье спасавшим город от коричневой чумы бойцам героического «Беркута», навещали в госпитале МВД раненых майданными погромщиками правоохранителей, пытались показать, что нельзя отождествлять евромайдан, на 80% состоящий из галичанских ландскнехтов-заробитчан, со всеми киевлянами.
Не их вина, что президент, приносивший клятву на Евангелии, что он будет гарантом конституционного порядка, предал их и сбежал. Сбежал, как писал Булгаков про гетмана Скоропадского, «как последняя каналья и трус». Киевляне, надеявшиеся, что власть защитит законность и обеспечит безопасность граждан, оказались брошенными и преданными. Город оказался под оккупацией. Любые выступления против хунты, даже просто неосторожные слова имели самые трагические последствия. Хорошо известно о подло убитых за свою гражданскую позицию Олеге Калашникове и Олесе Бузине, но десятки антифашистски настроенных киевлян просто бесследно «пропали», не меньше арестовано по обвинению в «сепаратизме», многие были вынуждены для спасения жизни эмигрировать, и этот исход становится все более массовым.
Поэтому, когда говорят о «бандеровском» Киеве, следует помнить, что под страшным прессом оккупационного режима находятся ждущие освобождения русские люди, подобно тому, как киевляне ждали освобождения после отступления Красной армии в сентябре 1941 года.
Следует помнить о том, что Мать Городов Русских, несмотря на оккупацию, остается одним из столпов Русского мира и православным Иерусалимом. Грязная бандеровская пена рано или поздно схлынет. Отказаться от святого для каждого русского Киева – это все равно что отказаться от русского имени, от всей нашей великой истории.
Уйдут в историческое небытие все эти порошенки, яценюки, аваковы и прочие американские марионетки, и тогда вновь исполнятся булгаковские слова из очерка «Киев-город»: «Город прекрасный, город счастливый. Над развалившимся Днепром, весь в солнечных пятнах. Сейчас в нем великая усталость после страшных громыхавших лет. Покой. Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город».
