Пять лет в ожидании справедливого суда (заметки православного киевлянина)

В Великий Четверг нынешней Страстной седмицы исполняется пять лет со дня трагической гибели Олеся Алексеевича Бузины, который был убит 16 апреля 2015 года во дворе, возле своего дома, в Киеве.

Однако сегодня, вспоминая Олеся, с которым мы были близко знакомы два десятка лет, мне хочется говорить не о смерти, а о жизни. О подлинной вечной жизни, к которой призван каждый человек и в которую уже вошёл Олесь.

В православии есть такая традиция: особое внимание обращать на обстоятельства, при которых Господь призывает к Себе человека. Поскольку в том, как человек окончил свой земной путь, часто предощущается то, как он принят Богом. Как пелось когда-то в великом советском сериале: «Кому бесславие, а кому – бессмертие».

Олесь погиб на Светлой Седмице, в четвёртый день после Пасхи, что говорит о невероятной милости Божией к нему. Ведь мы, православные христиане, верим и знаем: в это пасхальное время Небо отверсто и Воскресший Христос, как никогда, близок к людям.

За что Бог даровал Олесю Бузине такую кончину? Кончину, близкую к мученичеству. Конечно, воля Божия есть тайна, и мы можем лишь предполагать. Но, на мой взгляд, Олесю была явлена такая милость, несомненно, за высказанную им правду о своём народе, его подлинной истории. За смелую защиту веры и Церкви. Вообще, за смелость, столь угодную Богу. А ещё за исполнение величайшей заповеди Христовой: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15:13). Знаю и не сомневаюсь – Олесем двигала любовь к своему народу и своей стране. Любовь, которую он внутренне оберегал и о которой стыдился говорить вслух.

У меня нет намерения делать из Олеся «икону». Он сам первый высмеял бы подобные попытки. Да, у него были слабости, недостатки. Как и все мы, он делал ошибки.

Но, когда пришло время предстать перед Богом, у Олеся было с чем предстать и с чем отойти в вечную жизнь. Тем более Бог, как любящий отец, не ищет, за что Ему судить своих детей, но видит, прежде всего, благие дела, в которых оправдание и слава человека. И здесь у всех, кто любит Олеся, есть основания для светлых надежд.

Правду говорят: пути Господни неисповедимы. Бог избирает людей, служащих Ему, по мотивам, только Ему ведомым. Олесь не был человеком воцерковлённым. Не успел. Не дошёл. Однако всегда подчёркивал, что он – православный христианин. Выйдя из обычной советской школы, где был одним из лучших учеников, Олесь ещё юным студентом осознанно принимает Крещение. И потом, в годы журналистского и писательского труда, он всегда был на стороне Церкви.

Часто вспоминаю, как в ходе очередной антицерковной кампании Олесь для кого-то неожиданно опубликовал в еженедельнике «2000» большую статью о покойном Блаженнейшем митрополите Владимире. Это были слова, полные уважения и понимания, прозвучавшие на фоне коллективного националистического улюлюкания. Внутреннего понимания того, что Церковь, вера православная – это особая, важнейшая часть души народа. Его, Олеся, народа. И потому всегда враги, хулители Церкви, были и его врагами.

Олесь хорошо знал историю нашей Церкви и живо интересовался этой историей. Часто говорил и писал, что православие есть тот главный фундамент, источник, из которого вышли единый народ, государство, культура.

Когда в 2010 году в Киеве праздновали День Крещения Руси, Олесь, много думавший об этом событии и о князе Владимире, Крестителе Руси, сказал так: «Этот человек испытал что-то такое в своей жизни, чего от него никто не ждал. Он выбрал веру. И мы стали Русью. Очень часто нас разжигают ненавистью друг к другу, но я знаю, что Русь – это и Киев, и Минск, и Москва, и Львов. И мне хотелось бы, чтобы мы чувствовали, что мы вышли из этого города благодаря князю Владимиру, благодаря вере».

В редких, но всегда горячих наших беседах я часто поражался, как Олесь, не будучи человеком Церкви, правильно и точно расставляет акценты, даёт оценки. Как верно чувствует фальшь раскола и ереси.

Конечно, за этим угадывался пройденный им путь размышлений, быть может, внутренней борьбы. Например, однажды в молодости он стал рассказывать друзьям, что хочет написать сатирическую книгу в духе религиозного вольнодумства прошлых веков. Покритиковать церковные болезни, слабости папы и монашества. Но, что интересно, когда Олесь услышал довод, мол, будешь метить в пороки, а попадёшь своей насмешкой во всю Церковь Христову, он, тот самый Олесь Бузина, многими воспринимавшийся как лихой, брутальный интеллектуал, смог смиренно расслышать сказанное ему. И от опасной идеи отказался.

Если в молодые годы Олесь многого не знал (например, спрашивал, в чём разница между православием и католицизмом, расспрашивал о смысле церковных таинств), то со временем некоторые его речи о православии становились вполне зрелыми и богословски глубокими.

Не раз на телевидении, вызывая скрежет зубовный у ненавистников веры и Исторической Руси, он говорил о православном монархе как об удерживающем от наступления царства антихриста. Говорил об этом со знанием предмета и с привлечением серьёзных источников. Говорил, как богослов.

А воцерковлённость…Он шёл к ней. Не шевелясь, собранно и опустив глаза (со временем я понял, что это означает внимательнейшее переживание и осознавание слов собеседника), Олесь слушал о таинствах, о Причастии.

И теперь я снова с волнением вспоминаю рассказ нашего общего друга. В Сербии они с Олесем вместе были в храме, на богослужении. После службы, зажав в руке антидор (частицу освящённого хлеба, которую получают участвующие в молитве, но не причащающиеся), Олесь наивно спросил: «Ну что, я наконец-то причастился?»

Наша Церковь, кроме Крещения Водой и Духом, знает ещё крещение кровью. Это когда, человек, не будучи ещё крещен, принимает смерть за веру христианскую.

То, что я сейчас скажу, есть только моё предположение. Я думаю, кровь, пролитая Олесем пять лет назад, была пролита за Христа. Потому что Христос и есть правда. А поиск правды среди обмана и лжи был главным смыслом жизни Олеся.

Я думаю, что Господь дал Олесю Причастие. Дал в Своём Царстве. И это причащение, и эта новая настоящая жизнь продолжается и теперь. И будет длиться вечно.

Вечная тебе память, дорогой Олесь!