Злуку в Харькове не заметили, но...

Объявленное 22 января 1919 года в Киеве объединение УНР и ЗУНР в Харькове, бывшем тогда столицей УССР, никто не заметил. Там занимались своими делами. Местные газеты вообще не удостоили это событие своим вниманием ни день спустя, ни два…

Не до Киева

Вот что можно было прочитать в харьковской прессе о событиях того дня. Временное рабоче-крестьянское правительство УССР под председательством лидера Донецкой республики Артема-Сергеева издало постановление «О национализации банков». В тот же день советское правительство Украины издало декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», которым, по сути, дублировало действие на территории Украины общероссийского декрета соответствующего содержания. В частности, декрет за подписью Артема гласил: «В пределах республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести или устанавливали какие бы то ни было преимущества и привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан».

В тот же день в Харькове состоялся митинг протеста против убийства Розы Люксембург и Карла Либкнехта. На митинге выступил и. о. главы советского правительства Украины Ф. Артем-Сергеев.

И тогда же в Харьков прибыл новый глава правительства УССР Христиан Раковский, присланный из Москвы вместо отстраненного местными кадрами Г. Пятакова. Его несколькими днями ранее заменил собой Артем (Ф. Сергеев), теперь же ему снова пришлось довольствоваться местом зама. С назначением Раковского представители фактически распущенной из Москвы Донецко-Криворожской республики были окончательно оттерты на второй план назначенцами из других регионов, что впоследствии дало возможность проводить жесткую украинизацию без оглядки на местные кадры Харьковской, Екатеринославской и Херсонской губерний.

«Брала русская бригада…»

И где тут место событиям, имевшим место в Киеве? Ведь Слобожанщина никак не принимала участия ни в делах гетманских, ни в польских разделах. Да, поначалу, при первых двух Романовых, она служила местом убежища для православного населения от польско-католических преследований, а затем была до екатерининских времен форпостом в борьбе с набегами крымских татар. К началу ХХ в. она уже полтора века находилась далеко от каких-либо внешних границ империи, жила своей жизнью динамично развивавшейся и зажиточной российской провинции.

Галиция вообще до 1914 года не была темой для разговора в местном обществе. Разве что, когда в 1849 году местные уроженцы проходили через ту территорию усмирять венгерский мятеж и когда в 1906 году харьковский университет присвоил Ивану Франко звание почетного доктора, о ней судачили некоторое время. Но куда меньше, замечу, чем о помощи бурам против англичан или о делах балканских.

И тем не менее о Галиции в наших краях к 1919 году уже получили понятие, ведь война велась на той территории и многие наши земляки воевали там. В поездах и на рынках инвалиды пели жалобную песню «Брала русская бригада галицийские поля, и остались мне в награду два дубовых костыля». Почти в каждой харьковской семье был погибший, покалеченный или получивший Георгиевский крест в тех краях.

Газета «Южный край» так делилась впечатлением очевидца в номере от 9 ноября 1914 года: «Вчера беседовал с нашим сотрудником офицер Г. В. Кийко, приехавший в Харьков из галицийскаго района военных действий. Темой беседы было теперешнее положение Галиции. Страна, через которую два раза прошла австрийская армия, голодает. В лучшем случае, население питается картофелем, и то без соли. Соль в Галиции стоит теперь до 1 руб. 50 коп. за фунт. Если у кого-нибудь и сохранилось немного зерна, то его не на чем смолоть: нет мельниц. И вот теперь, когда Галиция принадлежит России, русским надо позаботиться о ней и надо чем-нибудь помочь её многострадальным жителям. Наступает зима, кончаются последние уцелевшие остатки припасов. Галиция, теперь снова русская, вправе надеяться, что Россия в помощи ей не откажет».

После австрийского контрнаступления 1915 года в наших краях стали появляться беженцы из Галиции. Это были «москвофилы» и перешедшие в православие грекокатолические священники, опасавшиеся наказания в лагерях Талергоф и Терезин.

Все беженцы из Галиции и Буковины, а также места их проживания были переписаны и находились на учете. Таковых осенью 1916 года в Богодуховском уезде не имелось, как и не было их в Ахтырском, Змиевском, Изюмском, Старобельском, Купянском, Лебединском и Харьковском уездах. В Волчанском, Валковском и Сумском уездах они были.

В Харьков и губернию попало и много военнопленных. Их размещали не в лагерях, они работали на предприятиях и у землевладельцев. Грекокатолические священники, отказавшиеся переходить в православие, приравнивались к военнопленным.

«Вчера, утром в Харьков с поездами № 54 и 56 прибыли два эшелона пленных австрийцев, взятых в плен на Буковине, по 1500 человек в каждом эшелоне. Между ними нет ни одного раненого. Партия пленных германцев, направлявшаяся первоначально в Харьков, отправлена в Сибирь. Большинство пленных славянского происхождения: хорваты, босняки, словаки. Между ними есть также мадьяры и германцы, переодетые в австрийскую форму. По-видимому, пленные немцы «стесняются» германского происхождения и выдают себя за славян, по крайней мере, в плену. Держатся они по-прежнему обособленно от славян. В ожидании разгрузки поезда, пленные австрийцы — уроженцы Галиции, находившиеся в одном из вагонов-теплушек, запели хоровые песни на малороссийском языке. После разгрузки поездов пленные отправлены в казармы Пензенского полка», — писала та же газета «Южный край» от 22 июня 1915 года.

Как же относилось к ним местное население? В Определении Св. Синода 17-18 февраля 1915 г. № 1243 говорится: «Архиепископ харьковский Антоний, принимая во внимание, что паства харьковская — потомство переселенцев из Галиции и Волыни (XVII века), при сборе в пользу галичан указал в своем воззвании на особенно близкое родство жителей харьковской епархии с угнетенными голодом и разорениями галичанами и, кроме обычных сборов, установил для сего нарочитый день 25 января, обещав в особом воззвании, что собранная сумма, по испрошении на то разрешения Святейшего Синода, пойдет не обычным порядком по своему назначению, а непосредственно перешлется, как братский дар из Харькова во Львов, благотворительному комитету. Сбор, благодаря этому, оказался весьма обильным, а потому владыка просил разрешить собранную 25 января сумму, более двух тысяч рублей, послать непосредственно в Галицийский благотворительный комитет. Святейшим Синодом ходатайство архиепископа Антония было удовлетворено».

Помогали все слои местного общества и надеялись на благодарность.

А они нам…

В 1918 году, когда Харьковская губерния была оккупирована германскими войсками и послушными им украинскими властями, недавние беженцы стали одной из подпорок этого режима. Они, ссылаясь на знание державной мовы, старались потеснить автохтонов в органах местного самоуправления. И это, разумеется, поубавило альтруизм местного населения.

Затем именно бывшие беженцы и военнопленные составили тот костяк, который позднее под командованием предсовнаркома Раковского и наркома Скрыпника стал проводить политику «коренизации», а попросту говоря, насильственную украинизацию. И так в наших краях с тех пор бывало не раз. И русские театры закрывали, и обучение в вузах переводили на мову, и местные кадры вытесняли в угоду приезжим. Правда, после перевода столицы в Киев этот процесс немного дал назад, но не ушел совсем.

С тех пор и наши дедушки с бабушками, и наши папы и мамы, и мы только и слышали: «Вы же должны войти в положение, потесниться, вы же на Украине живете или где». И они «входили в положение», вернее, теряли себя с каждым новым витком «злуки». И дожили до того, что нам, местным, уже в открытую кричат: «Чемодан, вокзал, Россия!»

Неудивительно, что живая цепь единства, проходившая в 1990 году, дошла только до Киева, а не до Харькова и Полтавы. А дальше… Достаточно посмотреть результаты всех выборов и убедиться, что за десятилетия совместной жизни правила общежития освоили, увы, далеко не все жители единой Украины.