Пётр Первый повелел украшаться не бородами, а орденами
Триста лет тому назад, 17 апреля 1722 года, император Пётр Великий указно окончательно утвердил подать на ношение бороды в размере 50 рублей в год: для всех подданных Российской империи, без различия чинов и состояния.
А днём позже – 18 апреля, но на четыре года раньше – в 1718 году – по указу Петра I, тогда ещё царя, был создан Капитул российских орденов, коему вменялась в обязанность разработка статутов этих высших знаков отличия, других государственных наград и ведение учёта награждённых.
Истоки первой из инициатив относятся к последним дням лета 1698 года: 25 августа Пётр I возвратился в Москву, прервав из-за стрелецкого бунта (к тому времени уже подавленного), своё участие в Великом посольстве (цели и задачи которого, впрочем, были вполне достигнуты). На следующий день царём был дан приём, который закончился для многих бояр, подозреваемых в участии в попытке свержения законной власти, достаточно печально: самодержец лично урезал им бороды, а подручные укорачивали полы ферязей до уровня колен.
Шок был велик. Руби государь им, князьям и прочим царедворцам, головы, это не вызвало бы такого потрясения, сочли бы делом обычным. Самодержец ведь посягнул на тысячелетнюю традицию, притом освящённую церковью. И то сказать: бородаты был Вещий Олег и Владимир – Креститель Руси, Ярослав Мудрый и Александр Невский, Иван Калита и Дмитрий Донской. Иоанн Грозный гордился своей бородой и восхищался обладателями роскошной растительности на лице у других: к примеру, английского дипломата Ричарда Ченслера он возлюбил «за ум и длинную бороду», которая была в пять футов и два дюйма длиной. Митрополит всея Руси Макарий, присутствовавший на аудиенции, согласно кивал: «Борода – дар Божий».
Чтобы оценить степень потрясения людей того времени, следует понимать: бороду защищали традиция, закон и церковные установления. В древнейшем правовом кодексе – «Русской правде» – за «поторгание» бороды или усов, то есть за причинение им любого ущерба, полагался высокий штраф –12 гривен: столько же, сколько за убийство ремесленника, кормильца семьи либо руководителя пахотными работами.
Охранительные «бородовые» правила были закреплены в Кормчих книгах, Номоканонах, решениях Стоглавого собора. Пресвитер Студийского монастыря, богослов, полемист и писатель XI века Никита Стифат писал (и сочинения его вошли в русскую богослужебную литературу): «Творящий брадобритие ненавидим от Бога, создавшего нас по образу своему. Аще кто бороду бреет и преставится тако – не достоит над ним пети, ни просфоры, ни свечи по нём в церковь приносити, с неверными да причтётся».
О карах посягнувшим на бороду говорится во многих церковных текстах. Истинно велик и смел должен был стать тот, кто дерзнул бы посягнуть на такие «железные» установления!
Пётр I не только отважился, но на третий день после приснопамятного приёма, 29 августа 1698 года, обнародовал указ о всеобщем запрете на ношение бород. Сознавая, что это может вызвать бунт похлеще Медного или Соляного (поскольку противником данной инициативы выступил даже сам Патриарх Адриан, заявивший, что с помощью бороды Всевышний разграничил мужа и жену, дав лишь одному из них «яко начальнику такое благолепие»), царь оставлял некую отдушину: возможность сохранить право ношения бороды, заплатив соответствующую подать.
Её, поначалу произвольные, размеры были кодифицированы Указом от 27 января 1705 года. Устанавливались четыре разряда годовой пошлины: с гостей (то есть купцов) 1-й статьи – по 100 рублей; средних и мелких торговцев, а также с посадских людей – по 60. По стольку же брали с царедворцев, городовых дворян, чиновников. Со слуг, ямщиков и извозчиков, с церковных причетников (кроме попов и дьяконов), «и всяких чинов московских жителей» – по 30 целколвых. Крестьяне пошлиной не облагались, однако всякий раз при въезде в город с них взымалось по 1 копейке «с бороды».
Вероятно, здесь крылись некие возможности для манипуляций, и 10 лет спустя, с 1715 года, стала действовала единая пошлина – 50 рублей с человека в год. Семь последующих лет подтвердили правильность именно такого подхода, что и засвидетельствовал юбилейный указ от 17 апреля 1722 года, в котором говорится: «Его Императорское Величество будучи въ Сенатѣ сего Апрѣля 6 да 12 числъ, указалъ подтвердить накрепко старой указъ о бородахъ, чтобъ платили по пятидесять рублей на годъ, и къ тому, чтобъ оные бородачи и раскольщики никакого иного платья не носили какъ старое, а именно: зипунъ съ стоячимъ клеенымъ козыремъ, ферези и однорядку съ лежачимъ ожерельемъ…» – одежду, на тот момент выглядевшую уже анахронизмом, чуть ли не шутовским одеянием.
Пошлина «за бороду» взымалась очень строго. Уплатившим выдавался специальный «бородовой знак» размером с копейку образца 1704 года и того же качества (весом чуть более восьми с половиной грамм и диаметром, равным двадцати семи миллиметрам). Для знатных особ их делали из серебра, и даже золота. Стоимость оригинала простенького такого знака доходит на современных аукционах до 100 тысяч рублей, знак из драгметалла тянет на целое состояние. А во что он обходился тогда?
В начале XVII века на один рубль можно было приобрести сто живых куриц, восемь овец, четырехлетнего бычка или лошадь, два с половиной центнера ржаной муки, до двух пудов мяса. Либо неплохо одеться: шуба из овчины стоила 30 копеек (соболья – в три раза дороже), рубаха – 10 копеек, 6-8 копеек шапка, сапоги 25-50 копеек (в зависимости от качества). Годовое жалование стрельца составляло в то время 30 рублей: вот их и надлежало вернуть в казну за право щеголять бородой и усами, как встарь.
Успех петровского начинания был очевиден. И дело было не в драконовских пошлинах: как оказалось, многие были способны их платить. Церковь, служители которой отнюдь не подверглась «репрессиям», поддержала царя в лице митрополита Димитрия Ростовского, позже причисленного к лику святых в чине святителя. Он писал: «Образ Божий и подобие не в теле человеческом образуется, но в душе, ибо Бог не имеет тела. Бог есть дух, бесплотен и душу созда разумну, бесплотну, вечности общницу. Брада есть влас нечувствен, излишие человеческаго тела, вещество видимое, осязательное, жизни человеческой ненужное».
И не в том, что бороды снимали искавшие государевого благоволения. Никита Демидов, к примеру, не пожелал избавиться от своей окладистой бороды, что не помешало ему оставаться любимцем Петра I и удостоиться царского портрета на грудь, осыпанного бриллиантами. Ведь параллельно были объявлены иные нравственные максимы: «воспитание важнее происхождения», «знатность по годности считать» и т. д. Мериться древностью рода, а тем более длиной бороды стало дурным тоном.
Общественные настроения по данному поводу выразил Николай Карамзин в «Письмах русского путешественника»: «Борода принадлежит к состоянию дикого человека; не брить её – то же, что не стричь ногтей. Она закрывает от холоду только малую часть лица: сколько неудобности летом в сильный жар! Сколько неудобности и зимой, носить на лице иней, снег и сосульки!..»
Ко времени опубликования этого текста (1792 год) пошлины были ровно 20 лет, в 1772 году, как отменены императрицей Екатериной II; бороды и усы стали носить невозбранно, бесплатно, безнаказанно.
Определённые ограничения на бородатость сохранялись, но они касались лишь чиновников и военных. Им попущение пришло более чем столетие спустя. Последним, поставившим точку в истории бороды в России, стал указ императора Николая II, коим разрешалось ношение бород, усов и бакенбардов даже юнкерам (коль они окажутся способными их отрастить, разумеется). Указ был дан, что примечательно, тоже в апреле: 9 числа этого месяца 1901 года.
…Осенью того же 1698 года (когда стартовала «бородовая эпопея») берёт начало и другая история – создание русской наградной системы. Первым новым высочайшим знаком отличия стал учреждённый Петром I орден Святого апостола Андрея Первозванного. Он просуществовал 219 лет (до отмены в 1917 году большевиками), в 1998 году был восстановлен как высшая награда Российской Федерации. Ныне ему исполняется, учитывая перерыв, 243 года (13 декабря, в день орденского праздника).
Как никакая другая награда, этот орден претерпел на своём долгом веку множество изменений. Поначалу кавалеру, удостоенному награждения, вручался знак ордена и голубая лента, надеваяемая через плечо для ношения его. Звезда ордена образовывалась золотым шитьём на кафтане с той лишь оговоркой, что стоимость украшения не должна была превышать 60 рублей.
Именно в таком виде он был пожалован первому кавалеру награды, боярину Ф.А. Головину, личности действительно незаурядной: в разное время он управлял Военно-морским приказом, Оружейной, Золотой и Серебряной палатами, Сибирским наместничеством, Монетным двором, состоял главой внешнеполитического ведомства (президентом Посольского приказа). Успех Великого посольства в Европу 1697–1698 годов был именно его заслугой.
Одновременно вплоть до своей смерти в 1706 году Фёдор Алексеевич стал и руководителем дел Ордена: ведал разработкой статута, совершенствованием внешнего вида награды (со временем звезда стала металлической, к ней добавилась цепь из чередующихся звеньев с государственной атрибутикой). Головин же и вручал награды от имени государя новым кавалерам.
В 1713 году в России появился ещё один орден – Святой Екатерины, витала в воздухе идея создания исключительно военной награды – ордена Святого Александра Невского (учреждён в 1724 году). Справедливо полагая, что дело расширения наградной системы никогда не закончится, Пётр I и создал 18 апреля 1718 года Капитул орденов российских. Их число за последующих двести лет возросло до десяти, в СССР их было двадцать, в современной Российской Федерации – восемнадцать (не считая «степеней»). Такой широкий спектр наград позволял в воздаяние особых заслуг на военном и гражданском поприщах достойно вознаграждать отличившихся; добрая петровская традиция, не утратившая своей актуальности по сей день.
Заглавная иллюстрация: «Царь Пётр Алексеевич после победы в Полтавской битве». Хромолитография на металле (фрагмент). На мундире видны звезда ордена Святого апостола Андрея Первозванного и голубая орденская лента