Последствия встречи в Берлине по украинскому вопросу

Воскресная четырёхсторонняя встреча по украинскому кризису ещё до её начала стала обрастать «дополнительным контекстом». Основной контекст понятен: военное противостояние на Украине затягивается; Киев как никогда далёк не только от военной, но и от политической победы, зато вплотную подошёл к экономическому краху; Евросоюз всё больше смещается от «прокиевской» позиции к «неоднозначной» (в том числе и после ответных российских санкций), и даже США обращаются к Киеву с требованием «быть сдержаннее в проведении АТО». Аналогичное требование от президента Франции Олланда и главы Еврокомиссии Баррозу прозвучало как раз в связи с ожидаемой встречей и было встречено публикой как предсказуемое.

Дополнительный же контекст был таков. Накануне встречи украинская сторона была вынуждена признать российский «белый конвой» гуманитарным грузом. Все усилия, которые приложил Киев для недопущения конвоя на украинскую территорию, оказались бесполезными, а громкие (и откровенно хамские) заявления высокопоставленных лиц (в частности, министра внутренних дел Авакова) о том, что «никакого российского конвоя в Украине не будет», - пустой интернет-болтовнёй.

Параллельно киевские пропагандисты попытались «снизить информационный эффект» от масштабной гуманитарной помощи со стороны России. И в средствах массовой информации Украины начала раскручиваться история уже с украинской гуманитарной помощью, которую Киев направил в Старобельск и Северодонецк. Вопрос о том, почему контролируемым карателями Старобельску и Северодонецку нужна именно «гуманитарная помощь», а не обычное государственное обеспечение (Киев ведь не признаёт Новороссию, значит, не имеет никаких оснований и отказывать Донецкой и Луганской областям в выполнении полного объёма государственных обязательств), остаётся без ответа.

Соответственно, перед воскресной четырёхсторонней встречей (Россия, Германия, Франция, Украина) у Киева сформировались задачи, не совсем подходящие к основному предмету переговоров – гуманитарной ситуации и гуманитарной помощи. А именно: любой ценой прекратить «нейтрализацию с последующей русификацией» Евросоюза, восстановить иллюзию войны Украины с Россией и добиться, наконец, военной помощи.

О последнем накануне переговоров заявил министр иностранных дел Климкин, представитель Украины на четырёхсторонней встрече в Берлине. Было сказано следующее: Украина хочет получить от НАТО «политическую поддержку, военную помощь, поддержку реформ и борьбы с терроризмом». В сочетании с озвученным намерением «до последнего бороться за Крым, Донецк и Луганск» всё это выглядит однозначным сигналом: Киев не собирается ни «проявлять сдержанность», ни отказываться от карательной операции на Донбассе, ни даже признавать окончательность и бесповоротность потери Крыма.

В рамках такого дополнительного контекста результативность встречи в Берлине представлялась сомнительной. Ведь первая берлинская встреча в том же составе, состоявшаяся второго июля, ничего не дала. Декларация о всеобщем «обязательстве по достижению мира на Украине» предсказуемо оказалась пустым звуком: президент Порошенко продолжил демонстративно консультироваться исключительно с представителями США, игнорируя намёки и призывы Евросоюза уделять больше внимания не бомбёжкам, а переговорам.

Карательная операция продолжилась с той же интенсивностью, была объявлена третья волна антиконституционной мобилизации. Перед встречей 17 августа европейские политики сделали несколько прозрачных намёков Украине, помимо требования «сдержанности и рассудительности». Так, вышеупомянутые Олланд и Баррозу дали понять, что отказ Украины от пропуска российского гуманитарного конвоя – это дополнительное обострение гуманитарной катастрофы. Министр иностранных дел Германии Штайнмайер заявил, что для «разрешения украинского кризиса срочно нужен новый политический импульс» - именно «новый» и именно «политический». Вдогонку этому заявлению прозвучала позиция французского министра иностранных дел, которую украинские СМИ ошибочно трактовали в свою пользу. Между тем указание было на то, что «приоритет должен быть за уважением к территориальной целостности Украины и за прекращением насилия в пользу возобновления политического процесса».

Украинская журналистско-политическая тусовка решила, что таким образом французский министр пеняет России и Новороссии, которые, мол, не «уважают» и «не прекращают». Однако на деле российская сторона неоднократно и настойчиво указывала: суверенитет и территориальная целостность Украины сомнению не подвергаются. Другое дело – территориальное устройство.

Новороссия, образованная как союз ДНР и ЛНР, возникла не столько в результате референдума (т.е. элемента именно «политического процесса»), сколько в результате иррационально-агрессивной реакции Киева на этот референдум. Майские референдумы означали лишь политическое самоопределение двух областей, что ничуть не мешало дальнейшему вхождению ДНР и ЛНР в федеративную Украину, на которой настаивала и Россия.

Ещё раз подчеркнём: федеративная Украина оставалась бы суверенным и целостным государством – таким же, например, как Швейцария, Россия и США. Однако именно Киев прервал политический процесс агрессией против ДНР и ЛНР; именно Киев отказался от политических переговоров в пользу войны. Поэтому именно в адрес Киева звучали намёки французского политика. И в этот же адрес звучало заявление Штайнмайера в самом начале встречи: главное, чтобы «гуманитарка» из «белого конвоя» дошла по назначению – в Донецк и Луганск.

***

И вот встреча состоялась. Министр иностранных дел Украины заявил, что «разговор был очень непростым», а для достижения результатов нужно «ещё много раз говорить по пять часов». После чего господин Климкин за что-то поблагодарил западных партнёров. Германский министр подтвердил сложность разговора, уточнил, что «по некоторым пунктам был достигнут прогресс», и предположил, что переговоры могут быть продолжены в ближайшее время. Россия и Франция вовсе не сделали никаких заявлений, оставив всех в недоумении до понедельника.

В понедельник ситуация прояснилась – но лишь настолько, чтобы стало понятно: единственным сколько-нибудь значимым результатом встречи стало общее намерение продолжать переговоры. Как говорится, хорошо, что не поссорились ещё сильнее. Наиболее обширную (в сравнении с общим фоном) информацию для размышлений предоставил министр иностранных дел РФ Лавров. Из сказанного на его брифинге в первую очередь обращают на себя внимание следующие моменты.

Докладывать лидерам государств пока не о чем: «не выработаны общеприемлемые формулировки». Это означает, что конкретных результатов нет, но процесс не прекращён. «В ближайшие дни… обсудим, есть ли у нас возможность выйти на какие-то общие договорённости на бумаге», – заявил Лавров. Коль скоро сомнению подвергается сама возможность общих договорённостей, можно смело утверждать: украинская сторона, по мнению РФ, сохраняет недоговороспособность. Предположить, что в этой роли выступает Евросоюз, невозможно по ряду причин, описанных выше.

Несмотря на отсутствие упомянутых формулировок, достигнуто согласие по «ряду положений» о гуманитарной помощи, ситуации на границе, перспектив прекращения огня, подготовки условий для национального диалога. «Перспективы» и «подготовка условий» - это даже не протокол о намерениях. Следует понимать, что на сегодняшний момент ни о чём, кроме продолжения переговоров, говорить нельзя.

Все «искусственные» вопросы по доставке российского гуманитарного конвоя сняты, достигнут консенсус. Опыт, очевидно, будет использован в будущем – то есть «белый конвой» был первым, но отнюдь не последним. Исходя из формулировки, можно утверждать, что афронт украинской стороны в отношении гуманитарного конвоя и гуманитарной помощи со стороны РФ в принципе был «коллективно подавлен» остальными участниками переговоров. Германия и Франция приняли сторону РФ (или, что гораздо важнее, сторону мирных жителей Новороссии).

Отметив, что РФ по-прежнему настаивает на безусловном прекращении огня, Лавров заявил: «Украинские коллеги, к сожалению, продолжают выдвигать различные условия, причем достаточно размытые, включая, как они говорят, обеспечение непроницаемости границ». Реакция России на это «размытое» условие оказалась достаточно чёткой: РФ не имеет ничего против того, чтобы контроль границы был максимально эффективным, и (главный момент) делает для этого всё, что от неё зависит.

Россия ответила и на претензии украинской стороны, и её обвинения в помощи ополчению военной техникой и кадрами. Оставив за собой «право обеспечивать свою безопасность в условиях, когда практически рядом с ее границами идет настоящая война», РФ напомнила: на данный момент доказанными остаются только обстрелы российской территории с украинской стороны. Что касается нелегальных поставок, то пограничная миссия ОБСЕ, по словам Лаврова, не зафиксировала никаких незаконных пересечений границы (чего не скажешь об увеличившемся потоке беженцев). Удивляться тому, что министр не уделил специального внимания репортажам западных и украинских журналистов о «колоннах российской бронетехники», не стоит.

Наконец, может быть, самое главное в сказанном Лавровым: Россия призывает США «воздействовать на украинские власти и добиться прекращения этой братоубийственной войны и начала переговорного процесса».

Перевод с дипломатического языка, видимо, можно сделать таким: Россия указывает на США как на участника кризиса и признаёт за этим участником способность воздействовать на позицию украинских властей. Фактически Лавров предлагает США избавиться от помехи в виде посредничества Киева. Дескать, раз уж вы, наши дорогие заокеанские друзья, вмешиваетесь в эту ситуацию, то берите на себя необходимую часть ответственности и не прячьтесь за малоубедительную киевскую ширму. Безусловно, на дипломатическом уровне столь жёсткие формулировки недопустимы, поэтому Лавров использовал те, которые использовал.

Нет сомнений, что такое откровенное предложение было озвучено с учётом сдвига позиции Евросоюза – как минимум по гуманитарной помощи и мирному переходу. Неизвестно, за что министр иностранных дел Украины благодарил европейских партнёров, зато известно, что за последние недели отчёты ОБСЕ практически утратили сходство с позициями Киева.

А оказанное Евросоюзом давление на Киев в связи с гуманитарной помощью может служить даже не косвенным, а прямым признанием Европой факта катастрофически больших жертв среди мирного населения на Донбассе.

Можно ли считать это результатом? Безусловно, по сравнению с ситуацией полуторамесячной давности – да. С точки зрения перспектив полного разрешения конфликта – нет. Следовательно, остаётся ждать продолжения переговоров.