Как разрушали СССР: «Покаяние» как ментальная бомба

С 1987 года в советских кинотеатрах начали показывать психологическую драму «Покаяние» режиссёра Тенгиза Абуладзе. На киноленту буквально обрушился водопад престижных наград. Именно с показа этой дилогии в Советском Союзе развернулась масштабная антисталинская кампания. Хотя авторы фильма позиционировали его как «обличение всякого тоталитаризма»,  почему-то о Гитлере, Муссолини, Франко, Салазаре никто не вспоминал; абсолютное большинство зрителей восприняло образ диктатора Варлама Аравидзе как гротесковую пародию на Сталина и Берию. Этому, безусловно, способствовала хорошо организованная кампания по продвижению и пиару фильма в ведущих советских СМИ.

Зачем нужна дорога?

Сюжет дилогии был несложен: в городе, название которого не обозначается, идут пышные похороны Варлама Аравидзе, бывшего городского главы. На следующее утро происходит нечто немыслимое и жуткое: тело покойника оказывается рядом с домом Авеля, сына Варлама, – кто-то притащил сюда труп и прислонил его к дереву. Душераздирающие крики, переполох, всеобщий ужас. Тело вновь закапывают на кладбище, однако наутро труп снова стоит под деревом у дома Авеля. Усопшего опять зарывают в землю, но история в очередной раз повторяется. Наконец, у могилы Варлама ловят женщину, которая еженощно выкапывает труп: ею оказывается миловидная местная кондитерша Кетеван Баратели. Женщину судят, и на суде Кетеван рассказывает, что, когда она была ещё маленькой девочкой, Варлам Аравидзе, став во главе города, развязал жестокий политический террор. Жертвами репрессий оказалось множество невинных людей, в том числе её отец и мать.

Сын Авеля Торнике, молодой парень, на которого рассказ Кетеван производит шокирующее впечатление, после яростной ссоры с отцом убивает себя. Потрясённый Авель собственноручно выкапывает из могилы тело своего отца и сбрасывает его со скалы в пропасть…

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать за этим событийным рядом прямую отсылку к сталинским временам. Особую символическую нагрузку должна была нести концовка фильма, где благообразная старушка спрашивает у Кетеван: «Скажите, эта дорога приведёт к храму?» Кондитерша отвечает ей: «Это улица Варлама. Не эта улица ведёт к храму». И старушка задаёт сакраментальный вопрос: «Тогда зачем она нужна? К чему дорога, если она не приводит к храму?»

В этом вопросе спрессовано обвинение целой эпохе (1920–1950), а вслед за ней и всему периоду социализма в СССР: ведь если дорога не нужна, не нужны и люди, ходящие по ней и живущие здесь, не нужна их история, их страна. И даже память обо всём этом, как наглядно подсказывает фильм, всё ценностное наследие этой эпохи нужно выкопать и сбросить в пропасть.

Как «проскочили» цензуру

Как такой фильм мог появиться в СССР? Написав в начале 1980-х сценарий «Покания», Тенгиз Абуладзе дал его прочесть Эдуарду Шеварднадзе, первому секретарю ЦК Компартии Грузии, – их связывали многолетние дружеские отношения.

Эдуард Амвросиевич читал сценарий вместе с супругой Нанули Ражденовной, семья которой в 1930-е годы пострадала от репрессий. Известен эпизод, когда чета Шеварднадзе пригласила на ужин в свою московскую квартиру госсекретаря США Джеймса Бейкера (Эдуард Амвросиевич в то время уже был министром иностранных дел СССР), и Нанули Ражденовна убеждённо заявила при иностранном госте: «Грузия должна быть свободной!» А сам Шеварднадзе говорил в одном из интервью, что в начале 1980-х он «уже выходил из-под влияния коммунистической идеологии», поэтому воспринял сценарий Абуладзе как «произведение о диктатуре зла».

 Встретившись с Абуладзе, Шеварднадзе сказал, что фильм по сценарию нужно снимать обязательно; он, скорее всего, не выйдет на экран, однако его надо снять «для будущих поколений». Правительство Грузинской ССР выделило на съёмки неслыханную по тем временам сумму – почти миллион (900000) рублей. Цензурные препоны и «рогатки» были обойдены весьма ловким способом. Об этом рассказывает Нана Джанелидзе, соавтор сценария «Покаяния»: «Режиссёр Резо Чхеидзе [директор киностудии «Грузия-фильм»] и Шеварднадзе придумали интересный ход. У грузинского телевидения было два свободных часа, которые не подлежали цензуре Москвы. Этот промежуток времени могло субсидировать республиканское руководство. И они придумали: надо оформить фильм как телевизионный, и деньги на него должны быть выделены местные. Так мы проскочили московскую цензуру».

В фильме – один из «взыскующих храма», в реальной жизни -- террорист

В ноябре 1983-го один из актёров, занятых в фильме, Гега (Герман) Кобахидзе, игравший роль Торнике, был арестован: 18 – 19 ноября Гега в составе группы участвовал в теракте, пытаясь угнать в Турцию пассажирский Ту-134, летевший рейсом Тбилиси – Батуми – Киев – Ленинград. Молодые люди, среди которых находился Кобахидзе со своей невестой Тинатин Петвиашвили (группа изображала «свадебное путешествие»), были типичными представителями грузинской «золотой молодёжи». При этом за границу они хотели попасть как «идейные борцы с советским режимом», угнавшие авиалайнер. Во время захвата самолёта они убили бортмеханика, штурмана, нескольких пассажиров. Оставшиеся в живых члены экипажа сумели посадить Ту-134 на тбилисский аэродром, а здесь авиалайнер взяла штурмом «Альфа» (антитеррористическое подразделение КГБ СССР). Из 57 человек, находившихся на борту, погибли 7, ранения получили 12 человек.

Получается, в фильме Гега играет бескомпромиссного правдолюба Торнике, возмущённого несправедливостью тоталитарного прошлого, а в реальной жизни он – террорист?! Ничего себе «взыскующий храма»!

Чтобы обрисовать морально-психологический уровень угонщиков, достаточно привести только одну цитату: когда у одной из пассажирок расплакался малыш, невеста Кобахидзе Тинатин пригрозила ей: «Если он не заткнётся, я отрежу ему уши и заставлю тебя их съесть» [3].

Гегу начали снимать с юного возраста. Если бы «Покаяние» вышло с его участием, он стал бы кинозвездой. Но вот как охарактеризовало его следствие: «Дед Геги Кобахидзе погиб на войне. А внук разрисовал стены своей комнаты фашистской свастикой, носил на шее металлический крест капеллана гитлеровской армии. В его доме члены банды тренировались в стрельбе из пистолета. Именно ему принадлежит идея и организация инсценировки свадебного путешествия, проноса в самолёт оружия…»

Участников теракта, включая Кобахидзе, приговорили к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение 3 октября 1984 года. Абуладзе пребывал в растерянности: он был уверен, что киноленту, в которой снимался террорист, никогда не пропустят на широкий экран. Однако вскоре ему позвонил Шеварднадзе, дав понять, что работу над «Покаянием» можно продолжать – и режиссёр воспрянул духом. Оставалось переснять сцены, в которых играл Кобахидзе, заменив его другим актёром.

«С выхода этой картины у нас меняется строй»

В сентябре 1986-го Александр Яковлев (он в то время курировал вместе с Егором Лигачёвым вопросы идеологии, информации и культуры) получил видеокассеты с фильмом от Элема Климова, главы Союза кинематографистов СССР. Позднее Яковлев признается: «Я понимал, что выпуск фильма будет подобен сигнальной ракете, которая ознаменует поворот политического курса», «с выхода этой картины у нас меняется строй». Посмотрев «Покаяние», Александр Николаевич остался в полнейшем восторге от фильма.

Лигачёв тоже дал «добро» на показ киноленты: весомую роль сыграло то обстоятельство, что отец его жены был расстрелян в 1937 году. Что касается Михаила Горбачёва, то, когда зашла речь о необходимости обсуждения фильма на Политбюро, он предложил передать рассмотрение этого вопроса Союзу кинематографистов – пускай, дескать, профессионалы разбираются.

В итоге фильм вышел на широкий экран: с января 1987-го его показали в московских кинотеатрах, а затем и по всей стране.

Новые Варламы Аравидзе

В сентябре 2004 года журнал «Огонёк», напоминая о 20-летнем юбилее «Покаяния», с огорчением констатировал, что «фильм сегодня почти забыт, – слишком он был в своё время актуален». Нет, вовсе не по причине своей былой «сверхактуальности» кинолента канула в небытие забвения. «Покаяние» забыли, потому что концепция фильма оказалась слишком уж искусственно сконструированной и была, по сути, навязана обществу.

Многие из тех, кто посмотрел фильм ещё в 1980-х, помнят состояние оглушённости и шока после его просмотра – шока от тошнотворно-утрированного образа «тирана-диктатора», от всех этих отдающих угрюмым средневековьем штучек – откапывания трупов, закапывания трупов, сбрасывания трупов со скалы, – от которых явственно несло кощунственным шабашем.

А спустя годы приходит всё более отчётливое понимание того, что фильм оказался чем-то средним между идеологической диверсией, как говорили в советские годы, и ментальной бомбой колоссальной мощности. Общественное сознание этот фильм «подломил» очень сильно, круша устоявшиеся представления множества людей, дискредитируя историю советского периода, разрушая историческое сознание народа. В эту картину было заложено множество смыслов, но главный из них – жирный чёрный крест на сталинской эпохе, её отрицание и проклятие, а значит – и отрицание всего того, что сделали предшествующие поколения, в том числе и отрицание Победы в 1945-м; вслед за этим – крест и на советской системе в целом, на всех без исключения её достижениях.

Кто-то и сегодня возмущается, что коммунистический режим так и не покаялся, равно как не покаялся народ, допустивший над собой «власть тиранов». Те, кто по сей день с придыханием вспоминают о «Покаянии», убеждены, что мы и сейчас должны безостановочно каяться. Да, и ещё платить. Например, за «советскую оккупацию». Это доносится до нас сегодня чуть ли не каждый день, с разных сторон.

Когда в Грузии в 2003-м разразилась «революция роз», Шеварднадзе, оказавшийся «крёстным отцом» фильма «Покаяние», сделавший очень много для его появления и, соответственно, для запуска процессов разрушения Союза, во всей полноте смог прочувствовать на себе свинцовую хватку новоявленных Варламов Аравидзе. Но если сходство главного персонажа «Покаяния» с Берией или, скажем, Сталиным было весьма надуманным, условным, чтобы не сказать притянутым за уши, то Михеил Саакашвили, с его ухватками, с его пристрастием к аффектированной позе и опереточной рисовке, бьющей в глаза анекдотичностью, вкупе с непрошибаемой бесчеловечностью, оказался похожим на Варлама Аравидзе, как однояйцевый близнец. Такой вот бумеранг: что запускалось – то и вернулось.