«По плеча выходя из тумана...»

9 марта исполняется 200 лет со дня рождения Тараса Григорьевича Шевченко — художника, литератора, писавшего стихи на украинском (точнее, на его восточном изводе или, как говорили прежде, — малороссийском наречии) и русском языках, а прозу, включая дневниковую (что весьма показательно), на языке русском. Т. Г. Шевченко предлагают считать основоположником украинской литературы, а его место в украинской культуре сравнивают с пушкинским в русской. Напомним, что у здания ООН стоят памятники трем славянским поэтам: Пушкину, Мицкевичу — и Шевченко.

О феномене Шевченко беседуют писатели Юрий Милославский (Нью-Йорк) и Станислав Минаков (Харьков).

* * *

С.М.: Юрий Георгиевич, в городе, в котором Шевченко никогда не бывал, установлен самый известный в его память монумент, о котором вы написали столь внятные строки в стихотворении «На памятник Тарасу Шевченке в Харькове». О памятнике, который харьковская молодежь многих поколений именует «Назаром»:

Любо мне замирать на весу,
по плеча выходя из тумана,
и хулить, что увидел внизу
на манер усача-хохломана, —

сей застыл, обалдев с бодуна,
где велел иудейский ваятель,
а к нему простирают со дна
металлический трупик дитяти,

эспадроны, серпы да снопы,
безкозырки, папахи да шлемы…

Памятник многофигурный, напомним, что «иудейский ваятель» — это М. Манизер, известный нам также по скульптурам на некоторых станциях московского метрополитена и другим работам. Напомним, что архитектором памятника является И. Лангбард, а отливали в 1934 г. столь сложный монумент в Ленинграде под руководством питерского инженера П. Рудякова. Подарок «симфонии народов» малороссам. Тут все понятно, но вот скажите, Юрий Георгиевич, почему, «обалдев с бодуна»? Вы намекаете на пианство, присущее литератору Шевченко?

Ю.М.: Сперва займемся прозвищем. Уверен, произошло перенесение на автора имени основного действуюшего лица его народной драмы «Назар Стодоля». А знаете ли, Станислав Александрович, что мне в школьном драмкружке довелось сыграть пылкого Назара? Все остались довольны. А литератор Шевченко, на мой взгляд, совсем недурной поэт, многие сочинения которого я по сей день помню наизусть. Этот самый литератор, подобно многим другим — русским, французским, английским и прочим литераторам, был склонен к употреблению алкогольных напитков. Как говаривал доктор Фрейд, человеку трудно сносить жизнь. А поэту — и подавно. Пей, да дело разумей, учил нас Александр Сергеевич устами одного из героев «Бориса Годунова». Что же до моего стихотворения, вам, кстати, посвященного, я подразумевал не столько ром, который преимущественно пивал Шевченко, сколько злокачественный дурман самой крайней, лютой формы бесовского романтизма, которым был одержим несчастный Тарас Григорьевич. Есть, кстати, любопытная статья покойного Анатолия Александровича Якобсона «О романтической идеологии». Там речь идет о позднем бесовском романтизме «интернационального» разлива и его носителях в русской поэзии, в частности это Багрицкий, Светлов, Алтаузен и др. Шевченко же был одержим «национальным» бесовским романтизмом. Отсюда и приступы поэтической кровожадности, безбожия, различных фобий. Этим многие грешили. Вспомним: «Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу. Твою погибель, смерть детей, с жестокой радостию вижу» и проч.

С.М.: Питерцы, русские люди, немало сделали для Шевченко. Во-первых, выкупили у помещика П. Энгельгардта, и здесь следует отдать дань благодарности не только К. Брюллову и его друзьям — поэту В. А. Жуковскому, графу М. Ю. Виельгорскому, но и отметить ту деликатность, с которой это было осуществлено: деньги на выкуп были получены от продажи брюлловского портрета Жуковского. Почуяв выгоду, сумму крепостник заломил баснословную - 2500 рублей ассигнациями, портрет был разыгран в лотерею, и деньги дала, в частности, императрица Александра Федоровна, супруга государя Николая I, с которой Тарас Григорьевич обошелся, я бы сказал, неблагодарно: писал всяческие поношения. В чем вы видите мотивы всех этих литературных тарасовых «поношений»? Известно ведь и о хульных высказываниях этого стихотворца, о его, страшно сказать, поношениях Богородицы.

Ю.М.: Поношения в ответ на подношения — это демонстративное осуществление «права на неблагодарность», что есть также признак «романтической идеологии», см. у Достоевского. Хульные высказывания — это уж само собой. А как насчет известной поэмы Александра Сергеевича? Демонический, бесовский романтизм с конца XVIII и в XIX в. буквально затопил европейскую словесность. Иное дело, что Тарас Шевченко так навсегда и «застыл с бодуна» в этого рода поэтических умонастроениях. В каком-то смысле Шевченко — персонаж «Идиота». Помните атаку радикальной молодежи, пришедшей шантажировать князя Мышкина, «раскрутить его на бабки» в пользу самозваного «сына Павлищева»? Вот в этой компании я вижу угрюмого, полупьяного усача. И жаль мне его, может, потому, что я и сам хохломан в известной мере, чего тут скрывать.

С.М.: Когда я слышу слово «Кобзарь», то испытываю некоторое волнение, так сказать, личного свойства. Дело в том, что Кобзарь — девичья фамилия моей тещи, то есть бабушки моих детей, уроженки полтавского села. Она же и подарила много лет назад нашей семье пятитомник Т. Шевченко. А какие личные привязки к Кобзарю у вас?

Ю.М.: Первого «Кобзаря» мне подарили, когда я еще в школу не ходил. И я тотчас принялся его читать, потому что с пяти годочков «про себя» читать научился. Вот так на всю жизнь поселился во мне шевченковский инверсированный хорей, с пляской слогов и ударений: «Кохайтеся, чорнобрiвi, та не з москалями, бо москалi — чужi люде, роблять лихо з вами». А на 150-летие, зимой 1964-го, я удостоен был второго места на шевченковском поэтическом конкурсе, объявленном библиотекой Дома культуры работников связи и автошосдор. Стихотворение мое было написано на украинском, только вступительная и заключительная строфы — по-русски. Б. А. Чичибабин, который только-только вступил в должность руководителя тамошней литературной студии, хмыкнул раз-другой, но ничего определенного не сказал. Собственно, на практике я получил первый приз, но поскольку было сочтено, что победителем конкурса должен стать именно работник связи и автошосдор, вышли из положения достаточно ловко: мне вручили главный подарок. Им стал здоровенный двухтомник юбиляра на мелованной бумаге, но подпись администрации указывала, что я добился лишь второго места. А не известному мне победителю конкурса достался однотомник.

Владимир Михайлович Мотрич, завернувший в то воскресенье на студию, предложил мне, начинающему поэту-малолетке, немедленно отправиться в букинистический, чтобы сдать это довольно роскошное издание — и выпить. Я был польщен предложением старшего товарища. К тому же я был уверен, что в точности так же поступил бы и сам Т. Г. Шевченко. Но — увы, ни в одном из «буков» двухтомник брать не захотели. Пропить юбилейное издание нам не удалось. И оно остается у меня по сей день, о чем я вовсе не жалею.

С.М.: Русские люди с любовью и пиететом похоронили Кобзаря. Мне дважды довелось побывать на месте первого захоронения Т. Г. Шевченко — на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге, практически у входа в храм в честь иконы Пресвятой Богородицы Смоленской, который по ночам по кирпичику помогала строить блаженная Ксения Петербургская, чья часовенка располагается неподалеку. Теперь на месте бывшей могилы стоит большой красный камень, памятный. А тело Кобзаря было оттуда перевезено в Канев — через два месяца после первого захоронения. Удивительно: лишь два месяца 1861 г. «провел» Тарас Григорьевич в землице у Смоленского храма, а память об этом событии русские люди сохраняют уже полтора века, невзирая на смену эпох и общественных формаций. В чем тут загадка, как думаете? Вот Иван Франко утверждал, что культивирование Шевченко сослужило тому дурную службу. Но в чем же дело, каким образом и почему не самый яркий литератор Малороссии занял столь важное место в сознании украинского народа? Какие сущностные, ментальные струны он задел?

Ю.М.: Вы правы, что с точки зрения историко-литературной Шевченко не имеет оснований зваться основоположником того, что именуется украинской литературой. В этом смысле и Котляревский, и Гулак-Артемовский с Квиткой-Основьяненко, великие наши харьковцы, — все они могли бы претендовать на это место с не меньшими, если не с большими основаниями. Но то, что этот самый усач в смушковой шапке вот уже почти полтора столетия висит «пiд рушниками», рядом с иконами, в красном углу, невозможно объяснить только историко-политическими манипуляциями сознанием. Демонический романтизм, которым был одержим Шевченко, в состоянии соблазнить и целые народы. Он легко оказывается весомым составляющим народных чаяний, а честнее сказать — безсознательным «придонным кормом», подпиткой определенного рода национальных культурных проявлений. Кровь врага, месть врагу, ненависть к врагу — к этому Шевченко возвращается постоянно, это обязательная орнаментальная атрибутика его стихотворений. Он элегически просит похоронить себя на холме, на землях милого отечества, которое, кстати, посещал, имея к тому возможность, не слишком часто, предпочитая Санкт-Петербург, — но тотчас же требует принесения кровавой ритуальной жертвы: земля, в которую его зарыли, должна быть напоена «вражою злою кров'ю». При всем при этом человек по имени Тарас Шевченко сочинял иногда превосходные стихи.

С.М.: Памятнику Тарасу, что стоит на горе в Каневе, над Тарасовой могилой (тоже работы М. Манизера, но 1939 г.) поклонялась, как идолищу, фактически молилась на него, замечательная самодеятельная художница Катерина Билокур, чья тяжкая судьба вызывает у меня глубочайшее сострадание, а творчество — симпатию. А совсем недавно сообщалось, что в рамках всеукраинской акции «Свиточ нации», направленной на популяризацию личности Кобзаря, многочисленную коллекцию памятников пополнят еще пять монументов — в городах Одесской области Котовск, Южный, а также поселках Тарутино, Сарата и Фрунзовка. Где он, к слову, тоже никогда не бывал. Не напоминает ли это нам повсеместные памятники Ленину, Дзержинскому и Горькому, установленные везде. Есть даже мысль, что тут совпадающие точки — как во рвении, так и, может, даже в персонах, эти памятники устанавливающих, — как тогда, так и сейчас. Насколько уместно покрывать просторы нынешней Украины новыми памятниками? Нет ли цивилизационного подвоха и не в том ли причина и нынешних нестроений Украины, что в фундамент культуры здесь заложен ложный камень?

Ю. М.: Мне очень нравится ваша идея «цивилизационного подвоха». Но думаю, что те нестроения, о которых вы говорите, есть неотъемлемая часть и продолжение Третьей Русской Смуты, идущей с исхода 1980-х. Она не избыта до сих пор, за четверть столетия: такова воля Божия о нас. А что до нового полудесятка «назаров» — это ничего не изменит.